Замуж за давнего друга
Шрифт:
– Все, – решительно ответил Герберт.
Питер криво улыбнулся.
– Ты что, со спиртным вообще завязал?
– После вчерашнего – да.
– Что же произошло вчера? Красавица Фиона отказалась ехать на прогулку, и ты до чертиков напился?
Герберт пасмурно усмехнулся.
– Не совсем так, но в целом – да. Я из-за всех этих историй скоро в дурдом загремлю, честное слово. С позавчерашнего вечера у меня столько всего произошло – голова идет кругом.
Официантка принесла минеральную воду, и Герберт сделал жадный глоток.
Питер отпил пива, с любопытством ожидая продолжения. Сам он был три
– И все настолько запутано – ни черта не пойму! – горячо добавил Герберт, откидываясь на спинку стула.
Питер засмеялся.
– Может, объяснишь поподробнее?
– С удовольствием бы, но, боюсь, не сумею, – честно признался Герберт, не представляя, с чего мог бы рассказ начать, чем закончить. – Вчера вечером я уже попытался поделиться злоключениями с одной подружкой – соседкой, мы вместе выросли. И только хуже сделал. – На него навалилось то же сложное тягостно интригующее чувство, которое терзало весь день, – смесь вины, растерянности, досады и желания докопаться до какой-то неуловимой истины.
Питер кивнул с видом человека, разгадавшего великую тайну.
– Она тебя приревновала. Так?
Герберт округлил глаза.
– Кто? Дебора?
– Ну не знаю, как там ее зовут.
Герберт рассмеялся.
– Да ты что! Я ведь говорю, мы с ней – старые друзья, что называется вместе под стол пешком ходили. Ни к кому она меня не ревнует. Но вот вчера… – Он осекся, почувствовав, что не сможет открыть тайну даже Питеру. – Впрочем, все это не столь важно.
Некоторое время Питер с мечтательной улыбкой потягивал пиво, потом вдруг с шумом поставил на стол кружку и немного наклонился вперед.
– Говоришь, соседка?
Герберт насторожился.
– Ну да. А что?
– Это не та ли, что однажды приезжала за тобой в спортзал? Темненькая, тоненькая, с искрящимися глазами и высоким, хорошим таким бюстом? – Питер округлил руки, словно зажал в них невидимые шары и, потрясая, приставил к груди. – Она?
Этот жест на фоне воспоминаний об очаровательной родинке Деб показался Герберту столь пошлым и грубым, что он нахмурил брови.
– Ну… она.
– Красавица! – со смаком протянул Питер. – Мы все тогда обратили на нее внимание. А Рейнер так, ей-богу, влюбился. Я все твердил ему, пусть, мол, Герберт тебя с ней познакомит, раз она ему просто друг, но скромняга так и не отважился тебя об этом попросить. У нее есть муж или парень?
– Нет, – скрепя сердце ответил Герберт.
– Так, может, ты как-нибудь сведешь ее с Рейнером, а? – оживленно потирая руки, спросил Питер. – Кто она по профессии? Сколько ей лет?
– Журналистка. Моя ровесница, – пробурчал Герберт, с неохотой сознавая, что разговор все сильнее действует ему на нервы.
Питер чуть не подпрыгнул от радости.
– Они будут идеальной парой! Если, конечно, и он ей придется по вкусу. Рейнер, хоть и малость стеснительный, но ведь умный, каких поискать, добрый, спортивный, порядочный. И на три года ее старше. Как раз!
– Послушай, я сводничать не собираюсь, – выпалил Герберт, на миг представив себе, как Дебора осыпает ласками Рейнера.
Улыбка растаяла на губах Питера.
– А зря, – пробормотал он, пожимая плечами. – Иногда можно и посводничать, если это всем только на пользу.
– Давай
Питер взглянул на него недоуменно, но возражать не стал.
Ночью спал Герберт плохо, то и дело просыпался и чувствовал себя человеком, выбравшим в жизни не ту тропу. Утром не захотел завтракать и вышел из дома, лишь выпив кофе.
Путь в его кабинет шел через просторный офис специалистов по маркетинговым исследованиям. Первые два года Герберт приезжал на работу минут на двадцать раньше положенного, с приходом же Фионы стал появляться в офисе маркетологов за минуту до начала рабочего дня, когда местная принцесса уже восседала за своим столом у окна. Сегодня, проходя мимо, он даже не взглянул в ее сторону и осознал, что не заметил, здесь она или нет, только когда сел за собственный стол и включил компьютер.
Ну и дела! – изумился он. История с Деборой настолько меня потрясла, что я, того и гляди, вылечусь от безумного увлечения Фионой. Хорошо бы! Тогда не придется ее завоевывать и жизнь войдет в нормальное русло.
Он усмехнулся. Целое утро и всю дорогу на работу он терзался весьма глупым вопросом: не познакомить ли, правда, Дебору с Рейнером Питерсоном. Хоть она и не захотела вчера отвечать, влюблена в кого-нибудь или нет, бойфренда у нее не было, в этом Герберт не сомневался. А Рейнер в самом деле прекрасно бы ей подошел. И познакомить их, если говорить начистоту, не составило бы большого труда. Дебора находила общий язык с кем угодно, ибо была одаренной журналисткой и отличалась редкой общительностью. Было достаточно при первом удобном случае представить ее Рейнеру – все остальное произошло бы само собой.
Но Герберта что-то останавливало. Он снова и снова уверял себя в том, будто люди должны сходиться только естественным образом, что, если Дебора и Рейнер предназначены друг другу судьбой, то встретятся и без посторонней помощи. Этими-то мыслями он и был всецело занят, когда вошел несколько минут назад в офис маркетинговых исследований.
От дум на время отвлекла работа. Наверно, Герберт занимался бы делами без обеда, до позднего вечера, настолько ему понравилось снова ощутить себя нормальным, деятельным человеком. Но в полдень, во время десятиминутного перерыва, в дверь робко постучали, и карусель чувств снова понесла его по прежнему кругу.
– Войдите, – сказал он громко, мгновенно догадавшись, кто к нему пожаловал.
Дверь медленно раскрылась, и на пороге возникла Фиона.
– Не помешаю?
Герберт сохранил последние изменения в документе, над которым работал, и взглянул на вошедшую. Насколько не похожей на себя позавчерашнюю она была! Удивленная, даже немного печальная, Фиона выглядела так, будто только что в чем-то жестоко обманулась. Оттого казалась даже более привлекательной.
– Конечно, не помешаешь, – ответил Герберт с необычной, никогда прежде в ее присутствии не свойственной ему непринужденностью. – Садись. – Он не вскочил, как бы сделал раньше, не стал суетиться, раздумывать, какой ей лучше предложить стул. Стулья, по сути, были во всем здании одинаковые. Как замечательно, что я в состоянии это понимать, отметил он про себя. Не превратился, как обычно, в дурака.