Замуж за короля
Шрифт:
– Сдурела, окаянная, – шептал бледный смотритель, вытаращив на меня глаза. – Куда столько? Смотри, вся рубаха в крови из метки. Снимай, другую дам. Погоди. Видела его? Жив?
Шея горела так, будто я к ней утюг приложила. Я потрогала рукой и увидела кровь на пальцах. Рубаха на груди тоже была в крови
– Ты порезал меня, пока в отключке была?
– На кой? – нахмурился мужик. – Метка это. Али ты не колдовала раньше? Напряжёшься сильно – она кровоточит.
Да что там за метка? Я прощупала шею и нашла рубцы, как от шрамов. Из них шла кровь. Клеймо? Бред, клеймо не кровоточит. И пропустить момент прижигания кожи
– Зеркало дай.
– Говори, что с сыном! Ну!
Вот упёртый. Рассказывать, кроме глюка, было не о чем, вот я и выдала историю об Ануре, его лошади и знамени на копье. Услышав имя, смотритель обмяк и заулыбался. Так расчувствовался, что чуть слезу не пустил.
– Анур. Живой.
Я окончательно перестала понимать, что происходит. Кровь остановилась, рубашка испортилась в хлам, мне каким-то образом пригрезился сын мужика, которого я в первый раз видела. Ау, люди! Где я? Что со мной?
– Какое зеркало-то? – спросил мужик. – Колдовская ваша придумка? Амулет мой отдай. Пригодится ещё.
Мир перевернулся с ног на голову. Зеркало – колдовская ересь, а видения и кровь из клейма – обыденность. Может, я сплю? Да нет, ощущения слишком реальные.
– Во что у вас женщины смотрятся, чтобы узнать красивые они или нет? – хмуро спросила я. «Если не понимаешь, куда грести – плыви по течению». Хотя бы до тех пор, пока не станет видно, за что можно ухватиться».
– Ща, – кивнул мужик и бережно спрятал камень на веревочке обратно в карман. – Блюдо где-то у меня тут запропастилось. Тусклое уже и грязное, но рожу разглядишь.
Копался он в своих пожитках долго. Гремел утварью в сундуке, шарился под занавесками над печкой, и, наконец, вытащил на свет овальное блюдо с медным отливом. Подышал на него, протёр рукавом и сунул мне.
Отражение было как в кошмарном сне – смазанное и нечеткое, но даже по мутному силуэту стало понятно, что это не я. Совсем другая девушка. Курносая и большеглазая блондинка. А на шее кровоточила цифра восемь. Приплыли.
Глава 2. Смотрят, надзирают, караулят…
Я делала вид, что старательно рассматриваю отражение в блюде, а сама думала. Не в каменном веке живу, спасибо телевидению с передачами о параллельных реальностях, фантастике с попаданием в другие миры и всему сказочному, что сыпалось на голову тоннами. Десятки версии отмела, осталась одна единственная. Моё сознание каким-то образом перенеслось в тело девушки по имени Лина. Она живёт в другом мире, обладает магическим даром и носит метку на шее. Фактически она, а теперь и я, в рабстве на плантации. Только собирают здесь яблоки, а не хлопок или сахарный тростник.
«Загнёмся мы тут с тобой, Лина. И если тебя это, возможно, устраивало, то меня нет. Я родилась не для того, чтобы за счёт моих страданий жирел чей-то богатенький зад. Я хочу нормально жить. Плохая новость – побеги запрещены. Хорошая новость – я уже знакома с тем, кто обладает здесь хоть какой-то властью и должен мне за информацию о сыне.
– Хорош пялиться, – проворчал мужик, отбирая блюдо. – Красавица, никуда не деться. Была бы пострашнее, то не яблоки собирала, а поросям хвосты крутила в хлеву. Сымай рубаху, живо! Увидят кровь – тебе смерть за колдовство, а мне плетей за недогляд.
Кажется,
Пока смотритель раскладывал на полу стопки цветастых тряпок, вытащенных из сундука, я пыталась снять рубаху. Спустила лямки сарафана и скатала лиф на талию. Судя по разной длине стежков, шили сарафан вручную. Ткань на ощупь казалась грубее хлопка, а на лямках красовалась настоящая вышивка гладью. Изнанка, правда, безобразная. Будто школьница на уроках труда упражнялась. Жаль, я не историк моды и не могу по фасону определить эпоху. Вдруг меня забросило в прошлое, а не в параллельный мир? Да и вообще. Я сейчас на каждом шагу буду жалеть, что почти ничего не помню из школьной программы. А институтские знания по системам телевизионного вещания и принципам цифровой обработки сигнала тут совершенно точно не пригодятся. Нужно было в медицинский поступать, сейчас прослыла бы гениальным доктором, но нет. Лёгкой прогулки по миру я не дождусь.
– Вот, – протянул мне белый ком ткани бородатый мужик. – От жены осталось. Такая же тощая была, как ты. Рубашка впору придётся.
– Спасибо, – вымучила я из себя улыбку и спросила: – А она не обидится?
Если я права в ощущениях, и это лютое средневековье, то каждая вещь здесь на вес золота. На распродаже в гипермаркете не купишь. Будь у меня две-три рубашки на всю жизнь – дорожила бы каждой.
– Пошто ей обижаться, коли мертва она? – сказал смотритель. – Горячка её прошлым летом забрала.
– Прости, я не знала.
– Отгоревал уже, – отмахнулся он. – Пустое.
Едва обрадовался за сына, как снова упал духом. Жену вспомнил. Я подумала о своей семье и тоже приуныла. Мучитель хотя бы с сыном остался, у меня же теперь никого нет. Ни отца, ни матери, ни друзей. Вернуться захотелось так, что в груди жгло. Плевать, если дома мёртвой объявят или пропавшей без вести. Документы восстановить можно. Долго будет и муторно, но я на всё согласна. Лишь бы выбраться отсюда.
Рубашка покойной жены смотрителя отличалась от моей только вышивкой на вороте, остальное будто по той же выкройке делали. Ерунда. Издалека не видно, какого цвета там вензеля с кружочками. Я стащила запачканную кровью рубашку через голову и слишком поздно сообразила, что бюстгальтеры в этом мире придумает через несколько столетий. Сверкнула перед смотрителем голой грудью неожиданного для меня третьего размера. Проклятье. Смотрел же на меня похотливо, зачем я его снова провоцировала? Сердце ушло в пятки, пока другой рубашкой прикрывалась, но мужик только хмыкнул.