Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом
Шрифт:
– Расскажешь? Мы ведь не чужие вроде, уж для государства так точно.
Зачем со стула встает? Зачем кран выключает, и мыло на самую верхнюю полку прячет, до которой без стремянки или табурета какого-нибудь в жизнь не дотянусь? Зачем руку на плечо мне кладет, а после еще и к себе разворачивает, собственноручно ладошки мои от горячей воды полотенцем насухо вытерев. И для чего улыбается робко, словно и сам не рад, что пришлось о болячке моей заговорить?
– В этом ведь постыдного ничего нет… И спрашиваю я не из праздного любопытства, а чтобы подстроиться, что ли. Вдруг я
Делаешь! Так и хочется закричать во все горло: делаешь! Прямо сейчас, когда слезу с моей щеки пальцем прогнав, вздыхаешь вымученно и растерянно висок свой чешешь. Ведь женщину он во мне не видит - психически больную соседку по квартире, не меньше, которую стоит опасаться, чтоб ненароком борщ этот, закипающий на плите, не отравила!
– Это тебе кажется, что ничего постыдного нет. А я по-другому на ОКР смотрю, - от мужчины на шаг отхожу и, даже не задумываясь о том, что делаю, принимаюсь столешницу до блеска натирать. Резко, словно это не стол, а холст мой, на который я брызгами краски негатив свой выплескиваю.
– Чего же стесняться-то, Стеш? Ну моешь руки, ну порядок любишь… Разве для женщины это плохо?
А вот пусть Борю спросит. Тот расскажет ему, как я до апогея идиотизма дошла - в дверях со стопкой чистого белья его встречала, и прямо в прихожей от уличной одежды избавляться заставляла. Недолго, правда - на третий день муж мне на выход указал, и та часть меня, что отключив эмоции, здраво рассуждать способна, в чем-то его понимает.
– Разве? Ты просто не видел, как я это делаю. Сколько белизны, порошка и хлоргексидина я на твою квартиру за одну уборку трачу!
– вижу, как кристально чистая бусина со щеки моей на каменную поверхность падает и с пущим рвением следы позора своего отмываю.
– Хлоргексидина?
– Да-да, от микробов так избавляюсь. Так что тебе повезло - здесь ничего не подцепишь, – все-таки разворачиваюсь, не забыв перед этим огонь убавить и крышку прыгающую приоткрыть, и принимаю решение сдаться. Он ведь явно погуглил, так что лучше пусть от меня узнает. А то эти его молчаливые наблюдения я трактую так, что пусть и не люблю, а будущее совместное в голове уже прорисовываю.
– И если так хочешь знать, пожалуйста. В транспорте трижды по любой поверхности стучу, в кафе, если бываю, то именно за седьмой столик сажусь. Иногда за заказ расплачиваюсь, так к еде и не притронувшись – посуда должна блестеть. Про двери знаешь, - вздыхаю, волосы на пылающие щеки упавшие, за ухо завожу и, удовлетворенным взглядом кухню окинув, аккуратно тряпку на раковине развешиваю. Чтоб сохла. - Еще у меня проблемы с асфальтом.
– С асфальтом? Это как? – Гриша обходит стол и рядом со мной садиться, участливо за ладошку хватая. Поглаживает, машинально колечко мое обручальное на пальце покручивает, а я и подумать боюсь, что сейчас в его голове творится. Наверняка образ уравновешенной фиктивной жены в это мгновенье по швам трещит. Продолжу, и лопнет, как надувная кукла, которую лучше подальше спрятать. В шкаф или кладовку пыльную, чтоб ненароком окружающие не узнали – жена у Полонского дефективная.
Глава
Гриша
Вот кто бы мог подумать, что жизнь моя таким образом сложится. И я не о наследстве вовсе и чертовых обязательствах, что мамино завещание на меня наложило. О Стеше, за пять минут успевшую и побледнеть, и раскраснеться, как перезревший томат или поле маковое, что на картине в отцовском кабине на стене красуется.
С асфальтом… Господи, вот сейчас понимать начинаю, о чем Ромка меня предупреждал. Я баб в шею гнал и за меньшее, а тут целый букет не поддающихся объяснению причуд.
– Я трещины и стыки на плитке обходить должна. Но об этом не переживай, ведь если б не мое странное убеждение, что наступать на них ни в коем случае нельзя, мы бы с тобой сейчас здесь не сидели.
Она улыбается совсем невесело, а я секунд тридцать трачу, чтоб осознать, что Щепкина в виду имеет. Точно – вот почему остановилась и разговор мой с другом в тот день подслушала. Ремонтники ведь всю дорогу разворотили!
– Иногда могу минут десять стоять, если на пути преграда какая. Ну как, впечатляет? Теперь и твоя очередь пришла о браке нашем жалеть?
Пальцы свои от моих спасает и ими отчаянно виски трет. Словно ноют они, не переставая, и единственное, что сумеет страдания облегчить, как можно сильнее голову ладонями сжать.
Жалею ли я? Да! Только как в этом признаться, она ведь наверняка превратно мое согласие растолкует.
– Хочешь, прямо сейчас к родителям съеду? Я ведь не дура, Гриш, осознаю, какая молва о вашей семье на всю округу пойдет, если кто-то об этом узнает.
Плакать все-таки собралась? Для этого к окну отошла и спиной ко мне развернулась, о самом главном позабыв – расставаться нам ни при каких обстоятельствах нельзя. Я не для того эту кашу заварил, и людям не просто так золотых гор наобещал. Вот получу завтра мамины деньги, и обязательно с лихвой задержку зарплаты работникам компенсирую. А Стешины странности…
– Не выдумывай. Никуда переезжать не надо. И волнуюсь я вовсе не о себе, – если разнюхают местные газетенки, уж точно переживу. Немаленький, ведь. А отец и не через такие скандалы с гордо поднятой головой проходил. – Главное, чтобы ты готова была. Общество у нас безжалостное…
– Я? – поворачивается, резво влагу с лица стирая. – Мне не привыкать. Второй год с этим живу.
Бедная. За плечи себя обнимает, взором своим узор на кухонных шторах изучает, лишь бы на меня не смотреть, и еле слышно признается:
– Боря поэтому и ушел.
Ну не козел ли? Идиот лысый, не зря мне не понравился. В такой ситуации жену бросить! Впрочем, мне ли судить? Мы с Козловой расстались из-за того, что она вечно ныла. По поводу и без, утром и поздним вечером… А тут проверки окон, утомительная процедура перекрывания вентилей перед уходом, ежедневные генуборки и наверняка нотации за пятна от чая на журнальном столике. Да этот Борька бы мне позавидовал, ведь во всем остальном подружка моя ничего была. Если рот чем заткнуть – не жизнь, а сказка. Для взрослых, с обязательным значком восемнадцать плюс на обложке. Господи, чего не хватало мне?