Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом

Стасина Евгения

– Ну и трус ты, Полонский! Из-за какого-то неудачника готов от всего отказаться!

– При чем здесь трусость? – а вот теперь я завожусь. Над столом нависаю и в последний момент себя отдергиваю, чтоб эту морду наглую не придушить. – Не в Зайцеве дело, а в ней. Это для нас он неудачник, а она его столько лет любила!

И кем буду я, если сейчас надавлю, пригрожу ей брачным контрактом, и женского счастья лишу? Сможет она когда-то меня полюбить, зная, что ей самого главного не дал – шанса, свою семью спасти?

–

Любила! Вот именно, Гриша, что, может, и забыла его уже. А ты бы вместо того, чтоб сплеча рубить, как мужик мог сначала и выяснить – есть ли там что спасать?

Смотрите-ка! Умный нашелся!

– А чего ты тут петушишься? Глотку рвешь? Тебе же она не нравилась никогда…

– А ты от моей Лерки тоже не в восторге. И что теперь, и мне на развод подавать? – друг вздыхает, молнию на куртке своей застегивает и со стула встает. Так же, ногой, с угла чемодан выкатывает и в дверях признается:

– Какая разница, как я к твоей Стеше отношусь? Главное, чтоб тебе нравилась. И, дай бог, чтоб настолько, что тебе за нее побороться хотелось. А то смысл тогда из-за нее свою жизнь коверкать?

Ручку дергает, ботинком баул свой пихает, на колесики ставя и так же оглушительно громко за собой дверь закрывает. Философ блин!

Глава сорок седьмая

Стеша

Прав Снегирев, разговор неизбежен. Ведь и дальше вид делать, что мы друг другу люди чужие, нельзя. Пусть трудно будет, но за счастье свое побороться я просто обязана! Хватит с меня этих самоотводов!

Чеканю шагами заснеженный тротуар и чем ближе к дому Полонского подхожу, тем увереннее становлюсь. На крайний случай квартиру запру, чтоб выйти не мог, пока я все свои думы на него не вывалю. Если уж смелости набралась про ОКР ему рассказать, то пару слов о любви связать точно смогу!

– Стеша! – только ключ от домофона к магнитному замку подношу, как знакомый мужской силуэт из подворотни выныривает. Под слепящим фонарем останавливается и растерянно шапку спортивную поправляет… Холодно, наверное, в такой-то мороз без волос Борьке приходится!

– Можем поговорить?

И чего привязался? Еще ведь и место такое не подходящее выбрал!

Руку опускаю, связку ключей вновь в карман кладу и все же решаю вести себя как человек разумный. Если в прошлый раз не получилось, значит, сейчас все точки над i расставим! Да поскорее, а то Гриша с минуты на минуту вернуться должен.

– Чего тебе? – под ботинками снег хрустит, а в руках Катькиного благоверного букет моих любимых дельфиниумов. Ну вот, теперь на них ни в жизнь с любовью взглянуть не могу, буду Зайцева вспоминать! Как с ноги на ногу переминался и все кота за хвост тянул. Специально, что ли, молчит, чтоб еще разок меня перед Гришей подставить?

– Говори, Боря. Не май месяц все-таки.

А мне еще и ужин стряпать, ведь голодный обиженный супруг – похуже дикого

неприрученного зверя. Умаслить надобно!

– Стеш, я от Катьки ушел!

Вот так новость! Даже о рецепте куриных крылышек, которые мой папа так любит, забываю!

– А мне-то что? Мог бы сообщение написать, если так распирало новостями поделиться!

– Так я хотел, а номера твоего не знаю. Хорошо хоть адрес у Ольги Ивановны выпытал. Сказал, что сервиз наш свадебный тебе передать хочу.

Отлично! Ну, мама! Сама вечно ненужное барахло на балконе складирует, еще и меня на эту дорожку кривую толкает. На кой черт мне эти блюдца да чашки пузатые?

– Стеш, я пришел тебя возвращать. Вот, – веник мне свой протягивает и улыбается, как будто не было между нами ни расставания, ни разлучницы этой, ни его усиленной подготовки к свадьбе! И что? Мне теперь полагается ему в объятья прыгнуть? Этого Борька ждет?

– Возьми, Стеш.

– И не подумаю! По-твоему, цветами что-то исправить можно? Так прости, Борь, ты опоздал!

– Почему же цветами? Русским языком говорю – бросил я Катьку. Не смогу с ней, когда в голове ты!

В голове… Да ветер у него в голове! Как девчонка, ей-богу! То эту ему подай, то нет, извините, я старой куклой играть хочу! Она, видите ли, уже вдоль и поперек изучена, знаю, что от нее ждать!

– Бросил?! – злюсь, и цветы эти, что он так настойчиво мне пихает, безжалостно ему в раскрасневшееся лицо бросаю. – Беременную женщину бросил, потому что тебя ностальгия одолела? Ну и идиот же ты, Зайцев! Как только жила с тобой столько лет?

– Ты чего? – я уйти порываюсь, а он ногами своими длинными вперед семенит, чтоб к подъезду меня не пускать. – Ты ведь сама разводиться не хотела! Думал, обрадуешься, простишь меня дурака.

– Прощу? – да что ж заладили все? То Снегирев, то этот. Это, вообще-то, дело добровольное, и только потому, что один в умных книгах о важности своевременного прощения статей начитался, а другой себя королем положения возомнил, я обиду забывать не обязана.

– Так вот: даже не надейся! Раньше надо было думать, когда за спиной моей роман со своей курицей крутил. А теперь, не обессудь – я себе другого нашла. Которому ты и в подметки не годишься! Понял?

Толкаю человека, которого когда-то всем сердцем любила, и не удержавшись, еще и ботинком по щиколотке бью. Хорошо, что Галя на каблуках настояла, а то моими добротными говноступами, не такое болючие бы возмездие Борьку настигло.

– И больше не приходи! А то я Гришу попрошу, чтоб он тебе хорошенько всыпал! – не так, как я. Простое поглаживание ушибленного места явно тогда не спасет.

Оставляю опешившего мужчину в одиночестве в лучах фонаря сиять и торопливо к железной двери иду. Даже до семи недосчитываю, на пяти прожигающего затылок взгляда не выдержав. Один черт волнуюсь, хуже уже не будет.