Замуж за принца
Шрифт:
— Так устроена жизнь, — осторожно ответила я.
Я не желала, чтобы меня обвинили в том, что я подогреваю недовольство принцессы своей участью.
— Я скорее узница, чем принцесса. Никого не интересует мое мнение. Меня не спрашивают, что я думаю, а только указывают, что мне надлежит делать. Когда речь заходит о моем браке, любовь даже не упоминается. Как я тебе завидую.
Увы, Роза была слишком юной, чтобы помнить, с каким обожанием смотрели друг на друга ее родители, не обращая внимания на окружающих их придворных, или как они вслух читали стихи, уединившись в гостиной королевы Ленор. Сейчас каждый из них жил своей отдельной жизнью, и супругами они были лишь номинально. Отец Розы все свое время посвящал реальным или мнимым угрозам своей власти, а мать находила утешение в наставлениях своего
Был ли мой брак счастливым? Я этого не знала. Мы были такими разными, что это нередко приводило к ссорам. Когда мы катались верхом, Дориан досадовал на мою медлительность, а его попытки объяснить мне тонкости турнирной тактики заставляли меня зевать. Попечительство Флоры его откровенно забавляло, и баночки и бутылочки со снадобьями, которые я держала в углу нашей спальни, он называл не иначе как ведьмино варево. Впрочем, он охотно позволял мне лечить этими бальзамами и мазями свои растяжения и ушибы. Даже женившись, он по-прежнему стремился находиться в центре всеобщего внимания и всячески добивался восхищения со стороны как женщин, так и мужчин. В своей беспрестанной погоне за развлечениями Дориан с удовольствием использовал меня в качестве предмета своих шуток. Он оплакивал свою утраченную свободу и жаловался на острый язык жены, хотя мы оба знали, что я ни разу слова ему поперек не сказала. Когда я говорила ему, что такие жалобы меня обижают, он закатывал глаза и заявлял, что замужество притупило мое чувство юмора, и это только доказывает его правоту.
Как же мне объяснить, как он очаровывал меня, когда мы оставались наедине? В те вечера, когда я отворачивалась от него в раздражении, раздосадованная очередной легкомысленной выходкой, он проводил пальцами по моим волосам или покрывал поцелуями грудь вдоль выреза платья. И мое собственное тело меня предавало, откликаясь на его прикосновения. В отличие от большинства мужчин, которые берут от женщины только то, что нужно им, Дориан любил дарить наслаждение. Тот факт, что в замке меня знали как скромницу и недотрогу, лишь подстегивал его стремление доводить меня до неистовства. Я представала перед Дорианом с такой стороны, о которой не догадывался больше никто, а подобные совместные тайны способны скрепить брак, как не может этого сделать ни одно венчание.
Я не ожидала, что Дориан будет мне верен, а он и не стремился к верности. Я рассматривала это как цену за право проводить время так, как мне хочется, потому что днем он практически на мое общество не претендовал. Дориан мог быть грубым и высокомерным, но также благородным и обаятельным. Он мог нечаянно оскорбить, но не был способен на преднамеренную жестокость. Мои собственные родители служили мне примером того, какой тяжелой бывает участь жены. Я надеялась, что отцовство обуздает его рыщущий взгляд и юношеские замашки, но прошел год, а затем еще один без малейших нарушений в моем цикле.
Опасения в собственном бесплодии не заслоняли от меня опасностей, нависших над королевством. Даже поимка младшего из братьев де-Роли, на первый взгляд казавшаяся победой, стала для бунтовщиков дополнительным стимулом. Юношу судили за государственную измену, но весь этот процесс был сплошным подлогом, потому что он не имел отношения к заговору старших братьев. Жестокость его казни, рассчитанной на то, чтобы причинить ему как можно больше страданий, только еще больше ожесточила сердца тех, кто уже и так был настроен против короля. Сэр Уолтур целыми днями обсуждал сложившееся положение с королевским советом. Рассматривали возможность отправки дополнительных войск на север, где уже открыто говорилось о возможности захвата трона принцем Бауэном. Хотя самому Бауэну удавалось ускользнуть от лазутчиков короля, было ясно, что он активно действует
Дориан дни напролет проводил в седле, вместе с другими рыцарями разрабатывая тактику ведения боя. Эти взрослые мужчины напоминали мальчиков-переростков, играющих в войну в ожидании настоящей битвы. Когда мы уединялись в нашей спальне, Дориан учил меня орудовать подаренным королем кинжалом, которым он дорожил больше, чем любой другой из принадлежащих ему вещей. Он становился у меня за спиной, прижимаясь грудью к моей спине, и сжимал мою руку, чтобы продемонстрировать выпад или удар. Благодаря ему я начинала понимать всю притягательность военной службы, потому что ощущение стального клинка в руке наполняло все мое тело ощущением неожиданной силы. Предчувствие опасности будоражило кровь, и наши тренировки обычно заканчивались тем, что кинжал падал на пол и мы тянулись друг к другу.
Хотя Дориан открыто заявлял о своей готовности драться, король и его советники считали, что им удастся усмирить бунтовщиков, не прибегая к полномасштабному вторжению. Неизбежность войны всегда понимаешь только задним числом. Месяцами и годами мы возлагали надежды на другие способы решения проблемы. К примеру, мы могли захватить в плен старшего из братьев де-Роли, положив конец заговору. Высокомерие принца Бауэна могло оттолкнуть от него его сторонников. Король прилагал все усилия к тому, чтобы заручиться поддержкой союзников, которая укрепила бы его власть, сделав ее непоколебимой. Правители соседних земель были заинтересованы в оказании помощи королю Ранолфу, потому что любые волнения в нашем королевстве могли перекинуться и на их страны. Краеугольным камнем этой стратегии являлся Гиратион, наш северный сосед, который больше остальных рисковал пострадать от угрожающего нам кровопролития.
Если бы Гиратион публично встал на нашу сторону, оплот мятежа оказался бы в окружении верных королю Ранолфу территорий, что нанесло бы смертельный удар в самое сердце заговора. Поэтому, когда король Гиратиона сообщил о том, что вскоре в замок прибудет его представитель для создания официальной коалиции, это расценили как благоприятный знак.
Я не видела, как прибыли посланцы из Гиратиона. Они почти мгновенно скрылись за дверью зала для совещаний, приступив к переговорам с королем Ранолфом. Но вскоре по замку пролетел слух, что делегация состоит лишь из нескольких чиновников, возглавляемых послом, имя которого сэру Уолтуру было незнакомо. Дориан ворвался в нашу комнату в грязной после недельного учебного похода одежде и пожаловался на то, что юность посла свидетельствует о безразличии Гиратиона к нашим затруднениям.
Все же для придворных дам любая перемена в жизни замка являла собой приятное разнообразие и повод для волнения. В первый же вечер в честь посла устроили роскошный пир, и даже королева Ленор на этот раз оказалась на высоте положения, украсив себя драгоценностями, от которых она обычно отказывалась. Я надела красное свадебное платье, вызвавшее похотливую ухмылку на губах Дориана, когда я вышла в нем из спальни. Все придворные уже собрались в Большом Зале, когда в него вошла делегация Гиратиона, возглавляемая смуглым и темноволосым молодым человеком, который держался с удивительным для его лет достоинством. Не обращая внимания на пронесшийся по залу любопытный шепоток, он обвел взглядом собравшихся, и я ощутила его неуемное любопытство и стремление запомнить все, что ему удастся увидеть. Дориан шепнул мне на ухо, что это и есть Джоффри Оберлисс, посол, от которого могла зависеть наша судьба.
Я обратила внимание на отсутствие титула, еще одно доказательство его относительной незначительности. Тем не менее, судя по его изящным манерам, он привык вращаться в аристократических кругах, и его усадили на почетное место рядом с королевой. На протяжении всего ужина я не могла отвести глаз от этого человека, поддерживавшего беседу с королевой Ленор и сосредоточенно прислушивавшегося к ее репликам. Роза, которую от почетного гостя отделяли ее родители, то и дело наклонялась вперед, чтобы с нескрываемым восхищением вслушаться в его слова. Я неодобрительно поглядывала в ее сторону, но не могла винить ее в том, что гость казался ей неотразимым. Джоффри излучал утонченность и вдумчивость, редкие качества среди самоуверенных и неистовых рыцарей из окружения короля Ранолфа.