Замуж за Зверя
Шрифт:
В этот момент приходит понимание, насколько много во мне женского, присущего моему народу. Я не бегу к спасателям, наплевав на свой внешний вид, как это сделала бы любая европейка… Нет, я сижу на топчане и, стыдливо кутаясь в пиджак, терпеливо жду, когда за мной вернется мой муж. И думаю о том, что у меня разорвано платье и волосы в беспорядке, и что все-все поймут… Только посмотрят — и поймут… Откуда во мне столько стыдливости?
Со стороны входа в пещеру слышны возгласы, смех, пространство расчерчивают
Спасатели входят в наше временное пристанище, Азат идет первым. Он сходу укутывает меня каким-то покрывалом, прячет от чужих взглядов.
— Вы как себя чувствуете? — спрашивает один из мужчин, внимательно рассматривая меня.
— Спасибо, — шепчу я, опустив ресницы, — все хорошо…
— Вы в порядке? Пойдемте, вас осмотрит врач…
— Он пойдет со мной, — отрезает Азат, беря меня за руку и ведя в сторону выхода, — ее осмотрит наш семейный врач.
Мы идем в сопровождении спасателей к выходу, с трудом преодолеваем завал, где расчищен лаз, в половину моего роста. То есть, я иду, пригнувшись. А вот Азат — чуть ли не ползком.
Снаружи на нас буквально падает солнце.
Оно слепит настолько сильно, что слезятся и болят глаза.
Я стою, задохнувшись, ощущая, как кружится голова, как темнеет в глазах, и не могу понять, отчего. То ли от перепада давления, то ли от солнечного света, то ли от свежего воздуха.
А, может быть, от облегчения и радости. Что жива. Что могу дышать, смотреть, ощущать…
Ох, какое же это счастье, оказывается!
Вот, верно говорят, отними у человека необходимую малость, а затем верни… И не будет его счастливее на всем белом свете!
Оступаюсь, голова кружится сильнее, и земля уходит из-под ног.
В последний момент меня подхватывают сильные руки, такие уже знакомые, такие родные.
Азат смотрит в глаза, напряженно нахмурившись:
— Что с тобой, Ная? Тебе плохо? Рашидик! Рашидик, чтоб тебя! — рычит он, — врача скорее! Где все, вообще? Почему так долго?
Рядом слышится веселый голос молодого мужчины, что-то торопливо объясняющий про особенность скальной породы, которую нельзя было взрывать, только разбирать вручную, про какие-то сейсмические сдвиги, еще про что-то…
Я уже не слышу.
Мне легко, спокойно так. Безопасно. Из закрытых глаз льются слезы… И наваливается благословенная чернота.
Прихожу в себя уже в доме.
Надо мной два голоса, мужские. Один, знакомый, это мой муж, Азат.
— Почему она до сих пор не приходит в себя? — рычит он озабоченно. В голосе — тревога, которая щекочет сладко мой живот, ласкает сердце…
— Дай ей время, мальчик, — другой голос, старческий, спокоен и дружелюбен, — она много пережила, испугалась… Да и ты… Не был аккуратен…
— Это может иметь последствия? — рычит на тон ниже Азат.
— Все может иметь
Азат сдавленно что-то хрипит, я не понимаю даже, что именно, кажется, это горное наречие, которого не знаю.
— Я все понимаю, самые первые сладкие дни у тебя были омрачены… — продолжает старик, голос его звучит умиротворяюще, спокойно, — но подумай о своих будущих детях… Побереги жену, мальчик мой…
Мне стыдно, так стыдно, что щеки горят.
Стараюсь не выдать себя, не показать, что слышала это разговор.
Муж со стариком уходят, а я тихонько выдыхаю.
И открываю глаза.
В комнате приятный полумрак, очень комфортно. И это — совсем не моя комната.
Здесь темные тона, европейский стиль дизайна. Низкая кровать застелена темным бельем. Минимализм во всем. Мужской минимализм.
Я — в комнате Азата.
Торопливо провожу руками по телу и еще больше начинаю гореть.
На мне — только тонкая сорочка. И больше ничего!
Как это случилось? Как я умудрилась настолько долго и глубоко заснуть? Упасть в обморок? Не заметила же ничего, не ощутила! Ни переодевания, ни осмотра врача, а тот старик, судя по всему, был именно врачом!
И разговаривал с Азатом, убеждал его… Не трогать меня какое-то время…
То есть… То есть, он меня и там осматривал?
Ужас и стыд охватывают с новой силой, я сажусь на кровати, тут же со стоном давлю виски. Мутит, побаливает голова, сохнут губы…
Мне надо выбраться отсюда, надо в туалет…
Сползаю с кровати, осторожно оглядываясь на дверь, ищу туалетную комнату. Что-то мне подсказывает, что здесь она — отдельная.
И в самом деле, неприметная дверь ведет в санузел. Тоже в темных тонах, мраморная серая плита с прожилками, строгие линии сантехники.
Умываюсь, смотрю на себя в зеркало…
Вид очень нездоровый, не зря старик-доктор предупреждал Азата.
Бледная кожа, под глазами — круги, волосы тусклые.
Ужас какой… Надо в душ срочно…
Меня, наверно, обтирали влажной губкой, потому что ощущения несвежего тела нет, но желание помыться, встать под тугие струи воды — просто безумно.
И я ему поддаюсь.
Наверняка, Азат сейчас разговаривает с доктором, может, как и положено по традиции, угощает его, тем более, что, судя по разговору, этот старик — друг семьи…
Я успею быстро ополоснуться и хоть разок промыть волосы. И голове легче будет.
Я и в самом деле успеваю. С наслаждением моюсь, открывая рот, чтоб поймать губами капли воды, ощущаю, как тело радуется влаге, жизни самой… И в очередной раз накрывает осознанием: я могла там умереть.