Замужем за Черным Властелином, или Божественные каникулы
Шрифт:
— Уверена? — сощурился бог смерти, переходя на «ты».
— В чем? — воззрилась я на него. — В том, что ты меня не поймешь?
Если вы к нам со смертью пришли, то мы будем отбиваться кадуцеем!
— В том, что можешь мне безнаказанно хамить?!
Ласковый садист со стажем на пенсии. Но и я ему не Красная Шапочка!
— А с наказанием, значит, можно? — включила дурочку на полставки. Авось проканает.
— Ты серьезно хочешь это узнать? — У нас сегодня вечер вопросов, что ли?
— Нет! — прервала я нашу
— Ты не сможешь выйти из Царства Вечной Ночи без моего позволения. — Снова широкая белозубая улыбка с его стороны и дикое желание уменьшить количество его зубов как минимум вдвое — с моей.
— Что я не могу сделать? — поковыряла я пальцем в ухе.
Дежавю. Когда-то это со мной уже было! Только тогда я была влюблена в объект изведения и очень с ним нежничала. Можно сказать — лелеяла. А сейчас, хоть и сходство практически один в один, никаких чувств, кроме отвращения, мужик не вызывает.
— Ты не можешь без моего ведома покинуть пределы царства мертвых! — пояснили мне прекрасно поставленным голосом с великолепной артикуляцией. Как для глухих… Он бы еще сурдоперевод добавил!
— Почему?! — набычилась я, начиная понимать, какую огромную бяку сама себе подсунула, оставшись по своей воле один на один с сексуальным мужиком. А-а-а, нет, это я одна, а он еще с манией величия! Как же это называется? А-а-а… Тройничок!
А я в тройничках не участвую!
— Потому, что ты мне нравишься, — снова включил киловаттный светильник обаяния Иртихал и кивнул на шампанское. — Выпьем?
Аха! А я вся прям расплылась и поверила!
Щас!!!
— Неа. — Я плюхнулась в другое кресло. — Я только что приняла обет трезвости!
Внимательно поглядела по сторонам:
— И целибат! Вот представь, как бы выглядел мир без мужчин…
— Как?
— Как-как! Ноль преступности, никакого оружия или наркотиков. И много жирных, счастливых женщин без косметики на лице…
— Лучше бы ты приняла обет молчания! — резюмировал красавчик, открывая бутылку и наливая шипучку в два хрустальных тонкостенных бокала.
— Всем. И тебе и мне…
Вот! Я же говорила, что знаю ответ!
— Мне — нет! — хмуро ответила я. — Не лучше. Мне приятнее вернуться назад, на поверхность. И безопасней!
— Не могу тебя отпустить, — мягко заверили меня. — Реалии таковы, что мне выгодней присматривать за тобой здесь.
— Почему? — Сегодня это мой любимый вопрос. Нужно написать на транспаранте и каждый раз показывать, тыкая в зубы!
— Потому что, — с вежливой уклончивостью заявил бог. И добавил, разозлив меня окончательно: — Не стоит забивать пустяками свою очаровательную головку.
Это он МНЕ сказал?! И не с кем не спутал?.. Самоубийца!
А если я ему головку чем-нибудь забью? Это будет считаться обороной в допустимых пределах или сразу запишут в феминистки?
— Итак, — подлетел ко
И мне стало как-то шибко подозрительно.
Чего это он меня так рьяно спаивает? С какой такой радости? Из большой и горячей любви?! Ах, пламенной страсти?.. Какие у него намерения? Вдруг решится покуситься на девичью… ой! — женскую честь?
Нет уж, мы Острожниковы-Дорсетские с честью можем только в глаз дать!
Надо быть поаккуратнее и ничего тут не есть и не пить, чтобы отравы какой не сыпанул, гаденыш. Вижу-вижу, в глазках пакость так и горит, так и светится! Светофор на зеленом.
А то буду потом розовой феей за голубыми слониками по дворцу порхать и конвенцию ООН им цитировать в оригинале. Или с желтыми кониками смысл жизни искать.
Молодцы парфенушки! Хоть первое время от голода тут не помру!
И я немного так… слегонца… ему своей кроссовкой в коленную чашечку — тюк! И глаза сразу такие наивные-наивные, пока он, неловко нагнувшись, после шампанского обтекал, подобной гадости от столь милого существа не ожидая.
Да я сама от себя много чего не ожидаю! У меня внутри вообще все секретно зашифровано. Вот спросите меня: «Илона, ты хочешь сделать гадость ближнему своему?» — я сразу откажусь! Честно! Но гадость все равно обязательно сделаю… чтоб добро не пропадало.
Иртихал вспомнил, что он тут посреди Изумрудного города один такой великий и ужасный Гудвин, и… озверел. Надулся. В размерах увеличился. Из-за черной гривы языки пламени начали выступать.
Это типа он так сушится? Оригинальненько… но страшно! Хотя… язык мой — враг мой. Но замечу — враг любимый!
— В смысле, если ты надуешься побольше, то станешь страшнее? А тебе никогда не говорили, что лучшее враг хорошего? — поинтересовалась я, нагло глядя в глаза Иртихалу и сжимая кадуцей до побелевших костяшек. И только еле заметная дрожь в голосе выдавала мое бешенство.
— Женщина!!! — навис он надо мной, пыхтя как паровоз.
Я с умилением вспомнила Кондрада в замке Лайе в первые дни нашего знакомства и даже помечтала немножко.
Но недолго.
— Да! — не стала отказываться. — Но не твоими стараниями! Так что упоминание об этом факте считаю неэтичным!
— Стерва!!! — не остался в долгу бог смерти.
— Опять же не твоими молитвами! — вернула ему подачу. — Это семейное достояние!
— Заткнись! — чуть ли не визжал красавчик.
— Не получится! — гордо парировала я. — Мне есть что сказать! И вообще! Меня с детства приучили: противную сторону надо выслушать, как бы она ни была противна! — И отставила ногу с драными джинсами, левую руку закладывая внутрь жилетки и принимая любимую позу Наполеона.
Иномирец позу не оценил.
— Не могу больше! — признался Иртихал, отлипая от меня и падая в соседнее кресло.