Замужняя невеста

Кондрашова Лариса

Перенесенные мытарства наложили отпечаток на его лицо. У рта появились скорбные морщины, на висках – первая седина.

Вчера он побрился, и теперь на его лице проступала лишь легкая небритость, а роскошные пшеничные усы, украшавшие его когда-то, наверное, не выглядели больше таковыми, и он не стал их оставлять.

Разумовский не рассказал Соне, что с ним случилось. Как и к кому попал в плен. Да и было ли у них время остаться наедине, чтобы спокойно поговорить?

Она подошла поближе. Тихо позвала:

– Леонид!

Мужчина

беспокойно шевельнулся и застонал.

Острая жалость кольнула Соню прямо в сердце. Какой он сейчас был беспомощный, несчастный... Нисколько не похожий на вчерашнего докучного человека, который не любил никого, как и никто среди присутствующих не любил его.

– Леня, проснись!

Она никогда прежде не называла его Леней, вообще странно, что это уменьшительное имя сорвалось с ее губ.

– Соня! Сонечка! Ты пришла. Я ждал этого!

Его сонливость и расслабленность вмиг куда-то делись. Он, почти не вставая, протянул руку и дернул ее на себя. Соня упала прямо на постель. От неожиданности. Как раз об этом говорил ей Жюстен, когда учил защищаться. Но настоящий воин всегда помнит о том, что на него могут напасть, а Соня ни с того ни с сего расслабилась. Решила, что Разумовский себе ничего такого не может позволить? А он так не думал!

– Ты что, пусти! – промычала она полузадушенно.

Она просто не знала, что человек может так быстро переходить от сна к полному пробуждению. Он даже не потянулся, не огляделся. Сама Соня по утрам была вялой и расслабленной и уж точно не могла бы так быстро сориентироваться.

Леонид все крепче прижимал ее к себе, не давая не то что вырваться, а и вообще открыть рот.

– Родная, любимая!

Теперь, направляемая его рукой, Соня скатилась с груди Леонида и оказалась под ним. Он зажал губами ее рот и стал жадно целовать, расстегивая пуговицы и крючки и задирая юбки.

В какой-то момент она еще пыталась сводить вместе колени, но долго сопротивляться не удалось. Разумовский будто обезумел. Соне даже страшно стало, ибо подумалось, не сошел ли он с ума и не разорвет ли ее в порыве страсти.

Он в нее ворвался, как голодный волк в овечью отару, но потом, опомнившись, стал целовать ее, что-то шептать и просить прощения. Она, кажется, и сама увлеклась этим безумным танцем страсти, так что в конце уже ничего не помнила и даже вскрикнула, захлебнувшись от страха: а что, если другие обитатели дома ее услышат?

Скажи ей кто-нибудь прежде, что можно в такие минуты себя не помнить, Соня бы не поверила. А ведь у нее уже имелся кое-какой опыт. Потемкин, который почти так же на нее напал. Она ему уступила, но сказать, чтобы соучаствовала... Патрик. С ним все было обоюдно и хорошо. Уютно. Но чтобы безумствовать! Неужели такие простые с виду отношения между мужчиной и женщиной могут быть столь многообразны?

Разумовский по-своему истолковал ее молчание.

– Прости. Полгода воздержания. Любой мог превратиться в зверя. Но ты пришла ко мне...

– Я всего лишь хотела тебя разбудить.

Мне нужна мужская помощь, а никого рядом больше нет.

– А твой любимый врач?

– Я услала его по делу.

– По какому, если не секрет? – В его тоне появилась некая интимная игривость.

– Купить детскую кроватку.

– Что?! – Леонид даже подскочил на кровати. – Ты беременна?

– Не говори глупости. Просто нам сегодня подкинули на крыльцо ребенка.

– Так отнесите его туда, куда следует. Ну, я не знаю, в полицию или приют какой. В крайнем случае в монастырь к монахам, если мальчик, и к монахиням, если девочка.

– Какой ты умный! – язвительно сказала Соня, выбираясь из-под него.

– А есть еще какой-нибудь выход?

Он лежал и, не скрываясь, наблюдал, как она одевается. И был ужасно доволен.

Соня так и сказала, полуобернувшись, уже у двери:

– Доволен?

– А ты, можно подумать, нет. Уж я-то отличил бы притворство от подлинной страсти. Ты чувственна, милочка, что бы ни говорила и как бы ни отнекивалась. Я понимаю Потемкина. Встретив такую женщину, как ты, хочется оставить ее за собой. Если он погиб, я первый на очереди.

– Что ты хочешь этим сказать? – Соня подумала, уж не ослышалась ли.

– Хочу сказать, что я по-прежнему хочу на тебе жениться, как ни глупо сейчас это звучит.

– Я польщена! – сказала Соня. – Но ты все же поторопись, а то Мари подумает, что я пришла не будить тебя, а чем-то этаким заниматься.

– Неужели так важно, что подумает о тебе какая-то служанка?

– Тебе этого не понять, – пробурчала себе под нос Соня, закрывая за собой дверь.

Глава шестнадцатая

Почему-то прежде, когда Соня думала о своем доме в Испании, ей не приходило на ум, что с таким приобретением у нее появится уйма хлопот. Считала, что приедет ненадолго – только для того, чтобы найти место для клада и отметить его на карте, – после чего вернется во Францию, оставив в доме нанятого для этого управляющего.

Оказывается, нужно купленный дом обставить, купить все – от ложек и вилок до постельного белья, не говоря уже о мебели. И неизвестно сколько времени ждать, когда этот самый клад в Испанию доставят. То есть можно было бы купить три железные миски да три кружки да спать на полу... От нарисованной собственным воображением картины Соне стало смешно.

А слуги! Она считала, что, имея в служанках Мари, вполне этим обойдется, забыв, что в замке де Баррасов у нее была кухарка, Шарль – слуга по хозяйству, дворецкий и горничная. Притом, если вести хозяйство как положено богатой женщине, этого количества прислуги ей бы тоже не хватило.

Особняк в Барселоне был, конечно, поменьше, но и его нужно было обихаживать, и для того нужны были руки.

Мари оказалась хорошей горничной для хозяйки и в то же время совершенно не умела ухаживать за детьми, вести хозяйство, готовить обеды...