Заначка Пандоры
Шрифт:
— Не отходи от нас! Только все вместе!
— Там что-то лежит!
— Пусть лежит, не отходи.
— Колдовство какое-то… Это трупик, зверек маленький, но я его уже видел. Мы проходили его, когда шли через овраг, а теперь он снова сзади остался…
— Может, это другой? — на всякий случай предположил я, хотя можно было и не спрашивать. — Давайте развернемся, попробуем вернуться назад!
Полчаса назад я ничуть не сомневался, что с завязанными глазами найду полянку, где мы оставили мертвую карлицу. Через пару десятков метров должен был начинаться пологий склон овражка, а за ним, в
— Мы идем по кругу… — безнадежно повторил Ковальский.
Я задрал голову. Сквозь пляшущие просветы листвы слева сочился солнечный свет.
— А вон впереди просека, — беззвучно прошептал Боб.
— И твои зарубки…
После этого мы сделали еще три попытки. Гуськом, шеренгой, в шахматном порядке, опасаясь отдаляться друг от друга больше, чем на метр.
— Ты думаешь, это наркотик? — спросил Роберт.
Я перестал что-либо соображать и честно в этом признался.
— У тебя болит голова?
— Не то слово… Пошевелить не могу.
— У меня тоже. И часы можно выбрасывать. Магнитная аномалия?
— Вроде того.
Мы затравленно озирались. Впервые в жизни мне изменило чувство пространства. Как-то раз мы с Пеликаном трое суток шли через горы, шли исключительно ночью, без связи и вдобавок тащили на себе… неважно, кого. Того, кого надо было вытащить. Тогда положение было ничуть не лучше, но не возникало и тени сомнения, что выйдем на побережье, в точку, где дожидались гидрокостюмы. А нынче я заблудился в трех пальмах, смех и грех. Если американец прав и по следу идут не те лесные братья, что штурмовали фазенду Мигеля, то смеяться скоро расхочется.
— Предлагаю прекратить строевую подготовку и обдумать всё спокойно, — сказал я.
Меньше всего мне нравилась идея командовать нашей маленькой компанией, но следовало как-то разобраться в обстановке. Мы выбрали кочку посуше и уселись в кружок. Видок у моих попутчиков был до того очумевший, что так и тянуло рассмеяться. Но веселья не получилось.
— Мы кружимся в узком коридоре, — заметил Юджин. — Не можем ни вернуться назад, ни продвинуться вперед.
— Согласен, — кивнул я. — Какие предложения?
— Зачем она это делает? — тоскливо спросил Роберт.
— Возможно, она тут ни при чем…
— Ты же ученый? — сказал я. — Выдвини идею. Я не верю, что нас местный леший водит. Какие-то вредные испарения?
— Нет, не думаю, — Ковальский пожевал губами, потрогал подсыхающий шрам на щеке. — Сперва я склонялся к мысли о физической аномалии. Звучит довольно дико… Я предположил локальное искривление пространства. В некоторых теоретических работах такие вещи допускаются…
— И что? Мы тут сообща искривимся?
— Нет! — Он помотал головой. — Эта идея не годится. На Земле никто не отменял старину Евклида. То, о чем я говорю, прогнозируется в районах космических черных дыр…
— Тогда что?
— Скорее всего, та же причина, что вызывает головную боль, дезориентирует «посторонних», препятствует им проникнуть
— И теперь застрянем тут навсегда? — Я начал прикидывать, удастся ли после дождя поджечь лес.
— Мужики, а вдруг она так же потерялась и не может нас найти? — у Боба было свое на уме.
— Уймись! — сказал я. — Она нарочно оторвалась.
Почему-то эта простенькая реплика вернула Юджину способность рассуждать логически.
— В том-то и дело! — Он аж затрясся. — Возможно… Нет, я уверен, что она нас слышит и видит, она хочет, чтобы мы сами выпутались. Ваша… э-э… проводница говорила об этом. все попытки выйти до сих пор были неверными, следует поступить совершенно иначе, наоборот, понимаете?
— Наоборот… Проверка на вшивость?
— При чем тут вши? — отмахнулся Ковальский. — Речь идет о гибкости ума. Поскольку действия ничего не дают…
— …Мы найдем ее, не вставая с места? — договорил я.
— Не вставая… — эхом откликнулся Боб.
Затем, не сговариваясь, мы переглянулись и подвинулись друг к другу вплотную. Я спрятал «беретту» и обнял Боба за плечо. Юджин подхватил меня под локоть. Осталось замкнуть цепь.
— Закроем глаза… — предложил Юджин. Скрип и шорох. Свежее дыхание уходящей грозы. Гулкая морзянка сердца.
— Теперь медленно открываем и смотрим — не вдаль, не на что-то конкретное, а просто смотрим. В никуда.
— Наконец-то! — сказала Инна у меня за спиной.
Я мог бы поклясться, что никто не способен подойти ко мне незаметно ближе, чем на двадцать метров. Вокруг расстилался довольно просторный участок с редкими деревцами и мелкими группами кактусов. Но Инна стояла за спиной.
— Простите, что я вас бросила. Мне надо было посмотреть. Роби, там так здорово, ты не представляешь!
— Вот дурочка! — счастливым голосом пробасил Роберт.
И вновь у меня кольнуло под ложечкой. Что бы она ни вытворяла, парень смотрел на нее с обожанием.
Мы молчаливо сделали вид, что ничего не произошло. Пришлось скрипнуть зубами и пойти у нее на поводу. В буквальном смысле. Инка держала за руку Кона, тот — Юджина, я брел замыкающим. Через десять метров мне начало казаться, будто мы идем по сложному зигзагу. Зажмуришься — вроде бы тянемся по ровной тропке, а стоит открыть глаза, ничего ровного нет и в помине. Ни один ориентир нельзя было назвать стабильным. Дорого бы я дал, чтобы взглянуть сейчас на компас. Кряжистый ноздреватый ствол, возникший слева, плавно отступал назад, по мере того как мы к нему приближались. Я решил не упускать его из поля зрения. Вцепившись в Юджина, задирал ноги и топал на ощупь. Вывернул голову, но «знакомое » дерево, точно издеваясь, спряталось за другим, и оттуда оно уже не показывалось. Выругавшись, я наметил здоровенный пень, покрытый целым ковром сомнительных, с кулинарной точки зрения, грибов. Стоило на мгновение, обходя кочку, отвести взгляд, как вместо пня поднялся поросший жесткой травой косогор… Я сдался. Это всё равно, что бороться с дождем или ветром. Приходилось признать невозможное. Мир перестал подчиняться привычным законам. Или, что еще страшнее, зрение перестало подчиняться мне.