Занимательная сексопаталогия
Шрифт:
Мой начальник по работе дал мне тогда журнал "Юность", в котором была напечатана повесть Вениамина Смехова "Служенье муз не терпит суеты". Это один день драматического актера. Актер этот все время бегает, репетиции, съемки, записи, спектакли. Приходит он ночью домой, весь вымотанный и вспоминает стихи своего друга. И приведены эти стихи.
Уже потом, года через два, Сергей Никитин положил их на музыку и исполнил. А тогда они впервые были опубликованы.
Все их, конечно знают:
"Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди,
Под музыку Вивальди
Печалиться давайте, давайте, давайте.
Печалиться давайте об этом и о том..."
И так далее. Сами по себе, это замечательные стихи. В них и музыка, и алитерация, все эти переливы звука. Они захватили меня своей поэтической стихией.
Если бы мне не попался этот журнал, я бы наверное до сих пор жил во Львове и работал программистом... Но после того, как я прочел это стихотворение, все мое мироощущение, самоосознание изменилось радикальнейшим образом.
Я бормотал эти стихи как безумный. Бормотал, бормотал, бормотал... И вдруг заметил, что бормочу уже другие слова. Слова, которые я сам придумал.
Они были плохие, глцпые, дилетантские, но я упивался этим плетением словес.
А потом, через некоторое время, я понял, что уже не могу без этого жить. Правда. И я решил поступать в Литературный институт имени Горького.
Поэт Давид Самойлов, которому я посылал свои стихи, написал мне, что поэзия - это судьба. Тогда, в моих ранних работах он этой судьбы не увидел. Нет, он очень доброжелательно ко мне отнесся, но в то же время и строго...
Тем не менее, со второго раза я поступил. Вы знаете, у нас самая пишущая страна, и конкурс там был до двухсот человек на место. Мне удалось заручиться рекомендациями Юрия Левитанского и Льва Озерова и - я прошел.
Так началась моя поэтическая жизнь.
Работа у меня тогда была очень романтичная - сторож. Я охранял на пару с собакой по кличке Джек, склад с электрооборудованием около Киевского вокзала. Днем я бежал на лекции, а по ночам чего-то писал... Я с нежностью вспоминаю те времена.
– Чему же вас научил этот институт? Писать?
– Научить писать невозможно!
Но студенческие годы научили меня держать удар. Когда я учился, по вторникам проходили творческие семинары, на которых мы обсуждали творения друг друга. Ничего более жестокого и страшного в моей жизни не было! Инквизиция, Страшный Суд бледнеют перед тем, что мы там вытворяли.
За неделю до семинара я отдавал своим 15-ти товарищам по группе то, что я сочинил за последние пол-года. А после обсуждения твоих работ выходишь, и думаешь: Все, ты полное ничтожество, бездарь! Пора забирать документы и топиться! Пора завязывать с рифмоплетством!
Но проходило какое-то время, раны зализывались и я продолжал писать стихи.
В любом случае, обучение в литинституте меня образовало. Приходилось много читать и какую-то культуру я приобрел.
– Как же вы перешли от стихов к песням?
– Одним летом я приехал на каникулы во Львов. Там один мой приятель познакомил меня со своим другом, который оказался студентом Консерватории. Звали его Роман Якуб. Я давно потерял уже
Так вот, написал я эту песню, называлась она "Москва-Олимпиада". Идиотский текст. Я не знал жанра, просто срифмовал какие-то слова. Роман написал музыку и через месяц повел меня во львовский Дворец молодежи.
Мы приходим, там полтысячи зрителей. Выходят музыканты, начинают играть, петь. И я смотрю, как пятьсот человек слушают слова, которые я написал!
Скольким людям можно почитать стихи? Ну пяти, десяти, а тут - целый зал! И крыша у меня уехала. Вот как, оказывается, можно выходить к людям со своим словом!
Это было потрясение, когда люди слушали мои слова, пусть даже глупые. Люди слушали, аплодировали, и я понял, все, теперь я буду писать песни.
И стал. Но я не умел. Это ведь совершенно отдельный жанр. Стихи для песен. Но и по сей день я придерживаюсь принципа, что тексты песен должны иметь самостоятельную ценность, не только звуча вместе с музыкой. Чтобы было не стыдно дать прочесть их глазами.
– А как же просто стихи?
– Постепенно, со временем, я перестал писать собственно стихи. Как-то отмерла эта необходимость. Особенно когда я понял, что песни у меня получаются. Они нравятся слушателям, пользуются популярностью. Они стали моим хлебом, что не произошло со стихами. Вся моя жизнь ушла в эту работу. Но любой мой текст мне не стыдно дать прочитать.
– Но теперь вы ещё и исполнитель собственных песен...
– Да.
В моей жизни было несколько вех, которые радикально меняли мою судьбу. И одной из таких вех стало мое выступление в ГКЗ "Россия" два года назад. Это был мой творческий вечер. И там я в первый раз вышел ко зрителям не только как автор песен, но и как исполнитель.
На студии с помощью моих друзей Александра Кальянова и Игоря Зубкова была записана фонограмма. И я исполнил сам свою песню. Зрители её очень тепло приняли. Я прекрасно понимаю, что приняли они её не потому, что я так уж замечательно её спел, просто на том концерте была замечательная атмосфера. Выступали прекрасные артисты, звучали хорошие песни, публика была в таком добром расположении духа, что могла доброжелательно принять что угодно.
Произошло та же история, как тогда, когда я впервые услыщал как пятьсот человек слушают мою песню. Но здесь в зале было уже две с половиной тысячи зрителей. Они сидели и слушали меня. Как я сам им преподношу свою песню.
И я понял, что теперь и без этого я жить уже не могу. Сейчас я уже выпустил свой компакт-диск, на котором записаны 11 песен в моем исполнении, к которым я написал и тексты и мелодии.
Такая история...
– Симон, вы творческий человек. Скажите, что заствляет вас написать тот или иной текст?