Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев
Шрифт:
– К кому же мы отправимся?
– Я думаю, - сказал Холмс, - мы начнем с того, что посетим княгиню Веру Федоровну Вяземскую. Она не только была женою одного из верных друзей поэта - князя Петра Андреевича Вяземского, но и сама по праву может считаться близким другом Пушкина. По свидетельству одного мемуариста, Пушкин с нею нередко бывал даже откровеннее, чем с ее мужем.
Оказавшись в покоях Веры Федоровны Вяземской, Холмс начал, как всегда, с извинений:
– Простите великодушно, княгиня, что мы осмелились нарушить ваше уединение. Нам крайняя
– Я догадываюсь, - не дала ему договорить Вера Федоровна.
– С государем?.. Но почему вы решили обратиться с этим вопросом именно ко мне? Об этом свидании знает и твердит вся столица.
– Нам известно, - объяснил Холмс, - что возвращенный из ссылки поэт тотчас после своего свидания с царем явился к вам. Естественно, нам хотелось бы услышать об этой аудиенции, так сказать, из первых рук.
– Вы не ошиблись, - сказала княгиня.
– Я знаю об их беседе от самого Александра Сергеевича.
– Что же он рассказал вам про свой разговор с императором?
– Государь обласкал его, - отвечала Вера Федоровна.
– Он принял его, как отец сына. Все ему простил, все забыл. Он сказал ему: "Ты теперь уж не прежний Пушкин, а мой Пушкин".
– А не давал ли он ему при этом каких-либо обещаний?
– спросил Холмс.
– Да, - согласилась княгиня, слегка удивленная проницательностью собеседника.
– Государь обещал ему полную свободу от ненавистной цензуры. Он сказал: "Более мы с тобою ссориться не будем. Все, что сочинишь, ты будешь присылать прямо ко мне. Отныне я сам буду твоим цензором".
– Вы полагаете, царь был искренен, давая эти обещания?
– спросил Уотсон.
– И на самом деле верите, что он их исполнит?
Этим вопросом Вера Федоровна явно была шокирована.
– У меня нет оснований сомневаться в чистосердечности намерений государя, - сдержанно ответила она.
– А тем более в нерушимой твердости царского слова.
Холмс, наклонившись к уху Уотсона, шепнул ему:
– Вы, кажется, забыли, друг мой, в какую историческую эпоху мы с вами отправились. Неужели вы не понимаете: что бы ни думала эта дама наедине с собою, не станет она в разговоре с малознакомыми людьми сомневаться в искренности намерений и чистоте помыслов самого императора.
Сделав это короткое внушение, он поспешил загладить перед Верой Федоровной невольную бестактность Уотсона.
– Простите, княгиня! Мой друг неловко выразился. Он хотел узнать у вас: как вам показалось, его императорское величество и в самом деле так высоко ценит гений Пушкина? Или его комплименты поэту были всего лишь общепринятой формой вежливости?
– В ответ на это могу сказать лишь одно, - отвечала княгиня Вяземская.
– В тот же день, когда была дана аудиенция Пушкину, которая, к слову сказать, длилась более двух часов, на балу у маршала Мармона, герцога Рагузского, французского посла, государь подозвал к себе графа Блудова и сказал ему: "Нынче я долго говорил с умнейшим человеком в России".
– Вы хотите сказать, что император Николай Павлович и впрямь видит в Пушкине мудрейшего из своих подданных?
– спросил Холмс.
– О, да!
– горячо откликнулась княгиня.
– И в этом он не ошибается, поверьте! Вопреки приставшей к нему репутации проказника и озорника, Пушкин - истинный мудрец. В этом уверены все, кому посчастливилось узнать его близко.
– Ну что ж, Уотсон, - сказал Холмс, когда они вернулись к себе на Бейкер-стрит.
– Я считаю, что эта встреча была весьма плодотворна.
– Вам лучше знать, - уклончиво ответил Уотсон.
– Но ведь мы еще ничего толком не выяснили. Куда же мы отправимся теперь?
– Теперь, я думаю, нам самое время отправиться в тысяча восемьсот тридцать четвертый год - тот самый год жизни поэта, когда он сочинил свою "Сказку о золотом петушке".
– Наконец-то! А к кому?
Взяв в руки книгу Вересаева, Холмс задумчиво начал ее листать.
– В самом деле, к кому?
– повторил он вопрос Уотсона.
– Хм... Ага! Вот... Ольга Сергеевна Павлищева. Лучше не придумаешь!
– Павлищева?
– спросил Уотсон.
– Это кто ж такая?
– Павлищева она по мужу, - объяснил Холмс.
– А девичья ее фамилия Пушкина Ольга Сергеевна - родная сестра Александра Сергеевича. Притом сестра любимая. Анна Петровна Керн в своих воспоминаниях замечает даже: "Пушкин никого истинно не любил, кроме няни своей и потом сестры".
– В таком случае я полностью одобряю ваш выбор, - сказал Уотсон.
– Едем к мадам Павлищевой!
– Ольга Сергеевна, - начал Холмс.
– Нас привело к вам дело огромной важности. Лишь вы одна можете нам помочь.
Такое начало насторожило сестру поэта.
– Это касается Александра?
– тревожно спросила она.
– Вы угадали, - кивнул Холмс - Однако на нынешних делах и обстоятельствах Александра Сергеевича наш визит никак не отразится. Речь идет о понимании потомства.
– Для поэта, - заметила Ольга Сергеевна, - сие обстоятельство, быть может, даже важнее всех нынешних его забот и печалей.
– Это верно, - согласился Холмс.
– Поэтому-то мы и смеем рассчитывать на вашу откровенность.
– Благодарю вас за дружеское доверие, - сказала Ольга Сергеевна.
– Я к вашим услугам.
– Скажите, - прямо приступил к делу Холмс, - как брат ваш нынче относится к императору? Не таит ли на него какой-либо обиды?
– Вопрос ваш весьма щекотлив, не скрою, - слегка замялась Ольга Сергеевна.
– Однако я вам уже обещала свою откровенность. Да и тайна сия, я думаю, теперь уже - секрет Полишинеля...
– Что вы имеете в виду?
– Александр был уязвлен августейшим пожалованием его в камер-юнкеры. Он справедливо полагает, что звание сие неприлично его летам и что государь оказал ему эту милость лишь потому, что хотел, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове.