Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947-1963.
Шрифт:
Одно из основных течений в современной литературе – это чертовщина, т. е. сознательное выворачивание моральных ценностей наизнанку. Это не нигилизм, не отрицание нравственности, но ее инверсия: все по-прежнему подчиняется правилам, но вместо «нравственности добра» мы имеем «нравственность зла».
Примеры:
1) де Сад – вообразите его как вывернутое царство целей Канта. Всех людей необходимо заставлять
2) «Высокий надзор» [Жана] Жене – Снежный Ком = Бог, тюрьма = мир, степени преступления = нравственная градация, убийство = милосердие, несчастье = счастье, благословенность. Два отношения к преступлению: Зеленые Глаза как акт милосердия, он дарован; [и] Жоржи– должно быть, это умышленно.
[Параллель к] двум христианским установкам
«Ночной лес»
Это неправильно, несправедливо по отношению к писателям «чертовщины», так как они были искренни. Сказать, что они суть / были монахами наизнанку (ср. притязания католиков на Бодлера). Их чертовщина – подлинная.
Тем не менее их творения представляются истерзанным свидетельством твердости их ценностей. Никаких сатурналий.
Без мучений большую часть года; ни одной черной мессы без ординарной. Однако это поверхностно.
Пародия
Вот самое действенное отрицание этих ценностей – исполненное насмешки – прибегнуть к их же форме, переиначив содержание.
Еще один пример – Кафка (атеист).
Однако «Лит[ература] черт[овщины]>> – это важный культурный инструмент. Предъявляет нам жесткий антагонизм: Кант или Сартр, Кальвин или Жене. Заставляет выбирать. Обухом выбивает из нас благодушие.
«либералы» думают, что если у вас есть «а», то вы обязательно получите «б». Очевидно, что это не так.
относительно беседы вчера вечером за обедом с Аланом Финком + Барбарой Сван: условности и спонтанность. Это диалектический выбор, зависящий от оценки, которую вы даете своему времени. Если вы считаете, что эпоха, в которую вы живете, находится под гнетом пустых, лицемерных формальностей, то вы ныряете в спонтанность или даже бросаете вызов обществу своим поведением… Нравственность, во многом, это попытка компенсировать
Встретила Джойс [Карр] у [Гарвардской библиотеки] Уайденера в 3:45. Чай в Хайес-Бикфорд. Раскопки в книжном Тютана. Джойс купила Ф. в подарок книгу миссис Хамфри Уорд. Я проводила ее домой, задержалась на бокал шерри + вернулась в 6:30.
Сегодня Дэвид – это Аякс Малый + а я – Аякс Великий. Вместе мы «непобедимы» – он как раз выучил новое слово. Его прощальные слова на ночь, когда я его поцеловала + вышла из комнаты: «Пока, светлоликий, Аякс Великий». Затем заливистый смех.
Ф. и я ссоримся, если нам случилось поговорить, а это бывает нечасто. Меня поставили исполнять роль убийцы мужа а-ля Доротея Брук Касобон [персонаж романа Джорджа Элиота «Миддлмарч»].
Провела вечер за чтением миссис Хамфри (до 2:00 утра).
Когда Дэвид пришел в нашу комнату в 8:30 утра, я спросила, о чем он говорил с Рози. «Я спрашивал ее, как существует мир», – ответил он.
Сегодня я позвонила матери, чтобы Дэвид спел ей «Дома в полях».
…
Эмерсон сказал: «Человек есть то, о чем он думает целый день». Эмерсон – экзистенциалист.
РАССКАЗ
Профессор
Молодая невеста
1. Его отрочество – одиночество американского интеллектуала в духе Джоуэтта [Бенджамен Джоуэтт – оксфордский филолог-классик XIX века]
2. Они встречаются + женятся > интеллект против секса (жена)
3. Факультетские склоки: вкус власти (соперник)
4. Флоренция – мир искусства, туризм – жена костенеет
5. [Муж] вновь встречает своего друга-мужчину – притязания на него – жена возражает – муж ее оставляет + чтобы ухаживать [за старым другом]
В браке я испытала своего рода утрату личности – поначалу утрата была приятной, простой; теперь она причиняет мне боль и по-новому обостряет мою склонность к недовольству и плохому настроению.
Вчера вечером – чудесное галльское исполнение «Жизни героя» [Рихарда Штрауса]. После того как срезали вагнеровское сало, под ним обнаружилась музыка – тонкая, сверкающая, военная. Дирижировавший оркестром [Чарльз] Мунк пронесся сквозь эту вещь быстрее, чем я когда-либо слышала, и сумел произвести Штрауса, который был чувственным, но не избыточным.
«Мой сын четырех лет при первом прочтении Гомера»