Заноза для хирурга

Варшевская Анна

– Герман Эдуардович, мне очень не по себе, – начинаю неуверенно. – Вы столько потратили, чтобы…

– О, нет, дорогая моя, не начинайте! – Соболевский перебивает меня. – Я так и знал, что разговор об этом обязательно зайдёт! Позвольте мне кое-что напомнить вам. Вы знаете легенду об Александре Македонском?

– Какую конкретно? – хмурюсь, пытаясь сообразить, о чём говорит мой собеседник.

– О его похоронах. Знаете?

– Боюсь, что нет, – качаю головой.

– Ну так вот, дорогая моя, есть такая поучительная легенда, что Александр Македонский завещал похоронить его с повёрнутыми

кверху раскрытыми ладонями, которые были бы видны из гроба. Ибо он, завоевавший полмира, пришёл в него с пустыми руками и уходит так же, не взяв с собой ничего, – Герман смотрит на меня, печально улыбаясь. – Люди иногда слишком жадны и забывают, что захватить на тот свет ничего не выйдет. Давайте не будем говорить о деньгах? Я получил за них достаточно, увидев сегодня ваши счастливые глаза.

– Спасибо, – говорю тихо. – Спасибо вам.

Мы какое-то время сидим в уютной тишине. Из колонок, подключенных к ноутбуку, еле слышно играет музыка. Герман Эдуардович что-то смотрел, когда я приехала, и просто выкрутил звук на минимум, чтобы он не мешал разговору. Вот только в какой-то момент меня пробивает озноб, потому что я, кажется, начинаю узнавать мотив, который выводят два сливающихся в переливах нот голоса.

– Герман Эдуардович, что это? Очень знакомая мелодия, – мне становится не по себе.

Старик прислушивается несколько секунд.

– Дуэт Лючии… – начинает говорит и останавливается.

– …и Эдгардо, – договариваю упавшим голосом*.

Такое ощущение, что температура в комнате падает на несколько градусов. Герман вздыхает.

– Не хотел я начинать этот разговор, но, видимо, сама судьба подталкивает. Вам ведь на работу утром, – смотрит на меня сочувственно.

Киваю, обхватываю себя за плечи руками.

– Кстати, вот, возьмите, – он тянется к столу, достаёт из ящика мой мобильный.

Беру телефон. Подумав, откладываю в сторону. Завтра включу. Поднимаю глаза на Германа и решаюсь спросить:

– Он звонил вам?

– Да.

– И что сказал? – меня гложет какое-то болезненное любопытство.

– Я не ответил на звонки, – Соболевский усмехается, – но прислал сообщение, которое, полагаю, вполне ясно отражало моё отношение к произошедшему.

– То есть вы ничего не знаете, – выдыхаю и не пойму, я рада или расстроена.

– Ну почему же, – вокруг его глаз собираются морщинки, как при улыбке. – Я знаю, что в первый день Никита несколько часов ждал возле вашего дома в надежде, что кто-нибудь придёт. Знаю, что про ваш отпуск он узнал только спустя пять дней, а сейчас уже успел замучить всё отделение. Там, полагаю, молятся, чтобы вы поскорее вышли на работу.

– Откуда? – ахаю, глядя на довольного старика расширенными глазами. – Герман Эдуардович… – медлю, но всё же спрашиваю: – Кто вы такой?

– Ваш друг, дорогая моя, – он улыбается, а затем, вздохнув, продолжает: – А ещё старый друг Александра Васильевича, вашего главврача. Ну и ещё одна деталь, которая, наверное, многое объяснит – в своё время я был… м-м… не последним сотрудником дипломатического корпуса в одном условно дружественном нам государстве.

Смотрю на него, открыв рот.

– То есть, вы дипломат?

– Не совсем, но в целом да, можно

и так назвать, – кивает Герман.

Вот это да! Я задумываюсь. Это и правда многое объясняет.

– Аннушка, – вырывает меня из мыслей Соболевский, – я не могу вмешиваться в ваши отношения, подталкивать вас или Никиту к какому-то решению. Просто не имею такого права. Да, я сыграл свою роль, но она и так оказалась, на мой взгляд, значительно больше, чем следовало бы. Но хочу, чтобы вы знали: во-первых, я на вашей стороне.

Улыбаюсь ему сквозь подступившие слёзы.

– А во-вторых?

– Во-вторых, у меня так или иначе состоится разговор с господином главным хирургом, – хмурится недовольно. – Ему явно не хватает смелости написать первым, ну так я его потороплю. Говорю вам, чтобы вы были в курсе и не надумывали себе лишнего, хорошо?

– Конечно, Герман Эдуардович, – киваю задумчиво. – А вот мне как быть? – говорю вслух, забывшись.

– Аннушка, всегда нужно понимать про себя, что вы можете сделать, а что не можете, на что готовы пойти, а где будете стоять насмерть, – Герман задумчиво берёт чашку с остывшим чаем, но тут же отставляет её. – Дело в том, что вы... я бы сказал, что всё так же влюблены, но знаю, рассердитесь, – с улыбкой смотрит на вскинувшуюся меня. – Я видел вас вдвоём. Не претендую на истину в последней инстанции, но… ваша история ещё не закончена, поверьте.

– Финал вызывает вопросы, – фыркаю недовольно. – Драма или хэппи энд?

– А вот это зависит только от вас двоих.

Я решаю не спорить. Удивительно, но после разговора мне даже становится легче.

Больше всего меня пугал сам факт: вот прихожу я на работу, а там Добрынин. И что делать? Гордо игнорировать – но мы работаем вместе, часто в тесной связке «хирург-ассистент». Делать вид, что ничего не произошло – обойдётся, так легко он не отделается. Никак не получалось нащупать золотую середину.

Зато теперь, хоть плана действий у меня по-прежнему нет, я успокаиваюсь. Посмотрим, как он будет себя вести, а там разберёмся.

В путешествии было прекрасно, но по дому я соскучилась. Забираю со стоянки свою машинку, приезжаю к себе. Дарси встречает меня воплями и трётся о мои ноги, не отходя ни на шаг. Тоже скучал. За котом явно присматривали от души, он даже, по-моему, слегка поправился.

Разбираю чемодан, запускаю стирку, занимаюсь домашними делами. И ночь проходит спокойно – никаких тяжёлых снов, высыпаюсь прекрасно. Вот только есть хочется – в гостинице за эти дни привыкла плотно завтракать с утра, и желудок жалобно требует чего-то существенного. Приходится заехать в открывающееся рано утром кафе и взять кофе с круассаном.

Захожу в отделение и вдыхаю полной грудью. Кто-то скажет – сумасшедшая, нравится запах больницы. Но я так люблю свою работу! После отпуска это ощущается ещё острее.

– Нет, вы только посмотрите на неё!

Оборачиваюсь и вижу подбоченившуюся Надю.

– Я тут с ума сходила, чуть не поседела, а она приходит и улыбается! Хоть бы для порядка сделала вид, что тебе неловко!

– Надюша, миленькая, прости, пожалуйста, – подхожу к старшей медсестре и тянусь её обнять. – Так было нужно, я обещаю, всё расскажу попозже!