Заноза для хирурга

Варшевская Анна

– Ну конечно! Я пока выписку оформлю, минут через двадцать подойду, – киваю ему и, выйдя из палаты, иду к сестринскому посту.

– Ой, Аннушка Николаевна, отлично выглядите сегодня! – улыбается Марина, одна из дежурных медсестёр.

– Спасибо. Дай мне, пожалуйста, историю Соболевского.

– А она у Никиты Сергеевича, – Марина параллельно заполняет справки, – они вчера вечером разговаривали.

– Кто? – ничего не понимаю.

– Ну, Никита Сергеевич и этот Соболевский, зав к нему зашёл и долго у него был.

– Вот как, – задумчиво тру пальцами

лоб. Я так надеялась не попасться Добрынину на глаза, а теперь к нему за историей придётся идти.

– Он вроде сейчас у Марго, – понижая голос, заговорщически шепчет Марина, – вы зайдите к нему в кабинет и возьмите, я недавно забегала, папка у него прямо сверху на столе лежала!

– У… Марго?

– У Маргариты Владимировны.

– А-а, зав гинекологией. Операция совместная предстоит? Тактику вырабатывают?

– Ага, тактику, – прыскает Марина, – в общем, вы идите.

Что она имела в виду, до меня доходит только спустя минуту. Уши начинают гореть, я возмущённо фыркаю и, толкнув дверь, залетаю в кабинет. Да, действительно, история лежит прямо на столе – беру её и торопливо выхожу.

Только делаю шаг по направлению к палате Германа Эдуардовича, как меня останавливает знакомый окрик:

– Стоять! Кто вам разрешил заходить в мой кабинет?

Проглатываю тоскливый вздох и разворачиваюсь к подошедшему мужчине.

– Анна… Николаевна?

А кого он ожидал увидеть? Хмурюсь, глядя на Добрынина, который осматривает меня снизу доверху, цепляется взглядом за распахнутый халат, расстёгнутую молнию, сглатывает, а потом просто по щелчку приходит в бешенство. Я запоздало соображаю, что декольте можно было и поменьше сделать.

– Эт-то ещё что такое?!

Глава 4

– Вы почему не в форме?! Что вы себе позволяете? – шипит зав.

– У меня выходной… – начинаю говорить, но меня тут же перебивают.

– И что? Если вы явились на работу, вы должны соблюдать санэпидрежим! А это значит – хирургический костюм, халат, волосы прикрыты, на лице маска! Какого х… я должен объяснять старшему ординатору очевидные вещи?!

Ага, а сверху противогаз и костюм полной химзащиты! Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Надоело! Уже открываю рот, чтобы ответить какой-нибудь резкостью, но тут слышу голос, доносящийся из соседней палаты.

– Никита Сергеевич, зайдите, пожалуйста, – зовёт Герман Эдуардович.

Добрынин обжигает меня взглядом и проходит вперёд. Я иду следом, захожу внутрь.

– Аннушка, будьте добры, прикройте дверь.

Герман Эдуардович стоит посреди палаты уже одетый в старомодный, но элегантный костюм, в руке держит шляпу, другой слегка опирается на деревянную трость – и выглядит, как настоящий джентльмен из какого-нибудь романа.

– Что-то случилось? – Добрынин обращается к старику первым, и, честно сказать, я удивлена уважением, которое звучит в его голосе.

– Никита Сергеевич, я, к своему глубокому сожалению, услышал сейчас кое-что, что мне очень не понравилось. Если бы в своё время я позволил себе так кричать на девушку,

к которой… – Герман Эдурадович внезапно останавливается и внимательно смотрит на растерявшегося Добрынина. – Даже если она моя подчинённая. Особенно, если она моя подчинённая! Мало вас родители в детстве пороли, Никита Сергеевич, раз вы считаете допустимым столь недостойное поведение.

Я смотрю на эту сцену круглыми глазами, а потом вижу невероятное! Главный хирург отделения… краснеет! На скулах расцветают пятна – он выглядит, как мальчишка, пойманный на «месте преступления», смущённо бурчит что-то себе под нос и вылетает из палаты на всех парах.

– Герман Эдуардович, это что сейчас такое было? – с изумлением смотрю на дверь, а потом поворачиваюсь к мужчине.

– Аннушка, за вас давно нужно было вступиться. Никита Сергеевич, как бы это сказать, – старик вздыхает, – в некоторых вещах разбирается на уровне, несоответствующем его возрасту.

Я фыркаю от этой дипломатии.

– А невоспитанным подросткам, знаете ли, неплохо время от времени напоминать о правилах хорошего тона – даже если они уже хирурги-профессионалы под два метра ростом, – хмыкает мужчина. – Ну, будем надеяться, рано или поздно он повзрослеет и разберётся. Лучше бы, конечно, рано, хотя сложно на это рассчитывать, учитывая некоторые обстоятельства.

– Что-то я ничего не понимаю, – развожу руками.

– Да это я так говорю, Аннушка, вы уж извините старика, – он улыбается. – Ну что, мы можем идти?

– Да, пойдёмте! – подхожу и беру мужчину под руку. – Должна вам сказать, Герман Эдуардович, что выглядите вы просто шикарно! Была б я чуть поближе к вам по возрасту, мне бы угрожала серьёзная опасность потерять голову!

Мы оба смеёмся.

– В молодости вы, наверное, были сердцеедом? – хитро смотрю на него.

– Нет, дорогая моя, – качает головой Герман, – я рано влюбился. Её тоже звали Анна, вы помните, я говорил вам об этом?

– Конечно, – киваю, приноравливаясь к шагам моего спутника.

– Да, она тоже была Аннушка, – у меня даже глаза пощипывает, такой любовью наполнен его голос, а мужчина продолжает: – Мы прожили вместе пятьдесят три года, а потом её не стало. Сердце…

– Мне очень жаль, – говорю тихо.

– Мне тоже, – отвечает он. – Но, знаете, – продолжает уже более крепким и уверенным голосом, – я безумно благодарен за все те годы, которые мы провели вместе. Рано или поздно мы встретимся. Вы верите в то, что люди встречаются потом?

– Я не знаю, – произношу задумчиво, – но когда-то я прочитала фразу, которая мне запомнилась: куда смогла пойти она, сможете пойти и вы.

– Отличные слова, – мужчина кивает. – Но так как у нас с вами сегодня свидание, давайте не будем о грустном?

– Конечно, – улыбаюсь в ответ. – Я сейчас отвезу вас домой, вы отдохнёте, а вечером сходим поужинать?

– С удовольствием! В таком случае сначала приглашаю вас к себе на чай!

Мы спускаемся к моей машине. Оказывается, Герман Эдуардович живёт совсем недалеко от больницы, в старой «сталинке» с высоченными потолками.