Заноза Его Величества
Шрифт:
— Вот это представление, — не выдержав, всё же закуривает Ленка. Правда, свою тонкую сигаретку, не полынную.
— Вот это они отожгли, — отхлёбываю я абсент.
— Ещё как! — присвистывает Карл. — Там такой был экстаз! За Его Величеством в трясину пошли бы строем, поведи они людей туда, не то, что в новую веру. Не то, что гнать поганой метлой старых священников и власть центральной епархии, люди до Империи бы с вилами наперевес прямо в тот день дошли, так всех пробрало.
— А
— В том то и дело, что ничего. И наши в лесу потом говорили, что король просто гений. Потому что все знают, что нельзя говорить про рыжую девочку. Но ведь её все без исключения видели, и как бы то ли на них снизошло знамение, то ли все теперь повинны в колдовстве.
— А была ли девочка? — подмигивает мне Ленка.
— Да, да, — кивает Карл. — Сначала всех мучил именно этот вопрос. Но задавать его боялись. И в то же время не могли не задавать. Но то было до того, как вы спасли Его Величество. Сейчас все знают, что она его дочь. И про вас тоже.
— Ну а в стране чем всё закончилось?
— Тем, что Абсинтия и её территории теперь не подчиняется власти Святой Церкви. Теперь главой нашей церкви назначен Дамиан. А ещё Его Величество провозгласил волшебство законным. И нам, и травникам, всем теперь дали равные права.
— Теперь людям можно жениться на феечках? — толкает меня в бок Ленка.
— Да ну тебя, дура, — отмахиваюсь я, зная к чему она клонит, но она сама заканчивает: — Но мне всё равно, пожалуйста, графа, а не маленького зелёненького человечка.
— Нам пора, — поворачивается на часы и Карло. — Вы готовы, Дарья Андреевна?
— А я достаточно пьяна? В стельку? — подозрительно смотрю я в пустой бокал.
— Сейчас проверю, — гордо взмывает фей в воздух и наставляет на меня шпагу. — Я же теперь совершеннолетний. Летаю куда хочу, как любой взрослый фей.
И приподнимает меня снопом зелёных искр над стулом.
— Судя по всему достаточно, — прихлопывает меня на место Ленка. — Точно не передумаешь?
— Точно, — кручу я кольцо из белого металла на среднем пальце. — Не могу я без него.
— Смотри, — качает головой подруга. — Он рвёт тебе душу письмами. Но готов ли к тому, что ты вернёшься? Ведь назад дороги нет. И всё теперь будет не так.
— В любом случае — это моё решение. Не его. Вот поэтому я ему и не отвечала. Не хотела давать напрасную надежду. Не знаю, получится ли у меня. Но феи обещали. И Барт.
— Его Величество очень тоскует, Дарья Андреевна, — тушит свою сигаретку Карл. — Не сомневайтесь.
— Погоди, погоди, — останавливает его Ленка. — А как выяснилось, что они с Катариной не женаты?
— Так очень просто, — берёт фей огромный бутерброд из Ленкиных рук. —
— Но мы то знаем почему? — толкает меня в бок подруга.
— А ты говоришь: может останешься, — встаю я. — Видишь, я считай замужняя женщина. А ты мне: куда, к кому.
— Ладно, ладно, жена декабриста, — встаёт она следом за мной. — Понимаю, шарфов уже навязала. Пора. А то начудят они там без тебя.
— Начудят, не сомневайся. Там ветрянка поди полным ходом. Зима опять же, — останавливаюсь я посреди комнаты и всё же вздыхаю.
— Волнуешься? — пихает заботливая подруга мне в собранную сумку палку колбасы.
— Лена, прекрати! Не факт, что я там Карла потом найду. Говорят же, никто не знает где и как я очнусь. Завоняется твоя колбаса.7bd7f6
— Вот по запаху и найдёшь, — упрямо застёгивает она замок, пока я одеваюсь потеплее. — А вообще сырокопчёная не один месяц хранится, так что «Цыц!».
— Надеюсь, это будет не как прошлый раз? — наматываю на шею сразу два шарфа, обращаясь к Карлу. — А то я до сих пор каждый день просыпаюсь в ужасе, словно у меня кинжал в животе.
— Нет, можно, конечно и кинжалом, но шпагой мне как-то удобнее, — разглядывает меня фей, сокрушённо покачивая головой. — Вы как на зимовку, честное слово.
— Так и у вас там не лето, — отмахиваюсь я. И не буду же я ему объяснять, что это просто подарки. — Всё! Я готова. Давай уже, прощаться, а то сварюсь.
— Ну, давай, подруга! Будет возможность — пиши. И если что, не поминай лихом, — обнимает она меня крепко.
— Давай! Ромку береги. Машину лучше продай, а то этот металлолом до его совершеннолетия не достоит. Ну или как хочешь. Не маленькая, разберётесь, — стискиваю и я её в объятиях.
— Разберёмся. Люблю тебя. Не забывай нас. Давай!
И сноп зелёных искр, словно заполнивший всю мою комнату, а потом всем этим потоком вонзившийся в грудь — последнее что я вижу в этом мире.
А, едва оказавшись в другом, делаю судорожный вздох.
Вернее, пытаюсь сделать, потому что вдохнуть у меня не получается. У меня словно каменные лёгкие, которые не хотят меня слушаться, впуская воздух тонюсенькой струйкой и причиняя мне невыносимую боль. Каменное тело, прислонённое спиной к камню. И совершенно неподъёмные руки, лежащие на деревянных как у Буратино ногах.