Заноза Его Величества
Шрифт:
— Твою мать, — хриплю я, пытаясь хоть чем-то пошевелить.
— Дарья Андреевна! — такой знакомый, но такой далёкий голос. — Только не волнуйтесь, всё в порядке.
— Поздно волноваться, Барт, — реагирую я на его руку, но ответить рукопожатием не могу. — Что происходит?
— Я говорила, что не могу ничего гарантировать, — на голос Эрмины у меня даже получается приподнять голову, но совсем немного.
Она хлопочет у костра. И, судя по силуэтам деревьев, мы в Мёртвом лесу. А судя по запаху псины —
— Подожди, подожди! Эрмина! — пытаюсь кричать я, потому что жжёт она не клок волос, что должна была срезать у меня сейчас, а ту самую косу.
— Дарья Андреевна, мы не можем оставить вас в этом теле, — верещат откуда ни возьмись появившиеся у меня перед глазами феи.
— Что значит, не можете? — пытаюсь я от них отмахнуться как от надоедливых мух.
— Я не знаю где, не знаю, как, не знаю кем ты очнёшься, — прогоняет их Эрмина, наклоняясь надо мной. — И очнёшься ли ты. Но знай: всё, что я обещала, я сделала.
— Что значит, кем? Барт! Разве нельзя оставить меня так?
— Нет. Тебя пришлось убить, — мне мерещится даже насмешка в её ведьминском контральто. — Ты дышишь только за счёт магии фей, пока идёт трансформация.
— Барт. Чёрт, Барт! Мы так не договаривались.
— Всё получится. Верьте мне, всё получится, — сжимает он мою руку. — Но других вариантов правда не было, кроме плана «С».
— Он же меня не узнает, — в панике, в ужасе, пытаюсь я снова вздохнуть, чтобы выматерить этого чёртова генерала. Всё же сделал он по-своему! — Не примет. Не поверит, что это я. Барт, твою мать, что ты наделал?
— Клянусь вам, он узнает. В любом облике. С любым именем. В любом мире. Во всех мирах, — улыбается генерал. — Я бы узнал. Но только он может выдержать такую занозу. И вы навсегда застряли в его сердце.
— Клянусь, если нам суждено будет встретиться, я побрею тебя налысо. Нет, я устрою тебе такую депиляцию без наркоза…
— Ловлю на слове, — подмигивает он, когда я уже почти ныряю в забытьё. — Пути назад всё равно уже нет. А, значит, будем жить.
А будем жить, значит, обязательно встретимся!
Эпилог
Я раздёргиваю шторы, и в окно ударяет такой яркий свет, что на секунду кажется, я ослеп. Закрываю глаза от неожиданности. А когда открываю, уже знаю, что произошло.
— Снег. О, боги! Машка, вставай, вставай!
— Пап, — нехотя поднимает она голову с подушки. — Что случилось?
— Иди сюда, — выхватываю я её из-под одеяла. Такую горячую, такую смешную со сна. — Смотри! — ставлю на подоконник.
— Это снег?! — поворачивается она ко мне с таким восторгом, с каким только дети умеют радоваться. И получив короткий кивок, прилипает к стеклу. — Сне-е-ег. Снег!
Мне и самому хочется упереться
Как же это, оказывается, неописуемо красиво. Это белое пушистое покрывало на земле, сколько видит глаз. Эти величественные силуэты деревьев, словно нарисованные углём на его фоне. Припорошённые, будто укрытые мягкой ватой.
И это низкое свинцовое небо, обещающее вот-вот разразится новой порцией снежных хлопьев.
«Мои глаза? Они зимнего цвета, Гош. Пасмурно-голубого. Таким бывает небо перед снегом», — сжимается сердце, в котором звучит её голос.
Боги, как невыносимо я по ней скучаю! Как медленно тянутся дни. Как бесконечно пусты и холодны ночи. Как тоскливо и одиноко без неё.
— Ой, — отклоняется Машка, оставив на стекле запотевшее пятно.
— Смотри, что мы с этим сейчас сделаем, — рисую пальцем сердечко. Протыкаю его стрелой. Делаю ровно по три чёрточки с двух сторон, изображая оперенье. Вот только рука тянется, но не пишет в середине букву «Д».
— Кто тебя так научил? — разглядывает мои художества Мариэль.
— Никто, — щёлкаю её по любопытному носу.
— Неправда, — и сама дорисовывает в сердечке двумя палочками букву «Л».
— Почему «эл»? — поворачиваюсь я, когда моя девочка спрыгивает с подоконника.
— Не знаю, — пожимает она плечами и начинает деловито вытаскивать свои вещи.
— А ты куда собираешься?
— Ты что не понимаешь? — прямо сверху ночной сорочки натягивает она кофту. — Гулять, конечно. Это же первый снег. Он скоро растает.
— И откуда только ты у меня такая умная, — качаю я головой и иду к двери, в которую стучат.
— Ваше Величество, — склоняется в поклоне служанка. — Вам посылка.
— Сюда?! — принимаю я из её рук кулёк.
— Да, просили передать.
— Кто?
— Посыльный.
— Мне? В Мёртвый лес? Посылка?
Я, конечно, не жду ответов от служанки, закрывая дверь. А Машка не задаёт никаких вопросов мне, тут же разрывая упаковочную бумагу.
— Ух ты! — достаёт она что-то вязаное и красное.
И мне приходится присесть на край кровати, потому что я знаю, что это. Потому что у меня так бешено стучит сердце, что я слышу, а не чувствую его стук.
— Смотри, это тебе, — завязывает она на моей шее большой красный шарф. — А это мне, — затягивает узлом на своей маленький. — А здесь что написано? — поднимает упавшую на пол карточку.
— С первым снегом! — читаю я и подскакиваю. — О, боги, Машка! Она вернулась. Вернулась! — хватаю своё маленькое чудо, чтобы закружить по комнате, а потом сажу на кровать. — Подожди… Мне принесли посылку. Машка! Она здесь! Здесь!
И чуть не сбиваю с ног служанку, выбегая в вестибюль.
— Эрмина, где она?