Заноза Его Величества

Лабрус Елена

— А я выпью за офицеров, генерал Актеон. За благородных боевых офицеров.

— Зовите меня Барт, — вытирает он тыльной стороной ладони усы.

— Катарина, — пожимаю его мощную ручищу.

— Или лучше вашим родным именем? — прищуривается хитрец.

— Её Милость миледи Катарина, жена короля Абсинтии, герцога Литрума, Георгиуса Рекса Пятого, — величественно кланяюсь я, чтобы доложил там своему Величеству, что, если что, умею я и с реверансами, и с притопом, и с прихлопом, и в присядку. — Это и есть моё имя, Барт, — улыбаюсь

я.

— Как там у вас говорят? — поднимает он палец. — Конституция?

— Конспирация, — смеюсь я. И он тоже довольно улыбается. Он хоть и мужлан, но блин… настоящий же полковник! — А скажите, Барт, почему к королеве здесь обращаются Ваша Милость, а не Ваше Величество?

— Потому что Величеством может быть только король, а от его жены именно этого и ждут: быть милосердной, заботливой, добродетельной, великодушной, сострадательной. Одним словом — Милостью.

— А остальные титулы? Я как-то больше по сериалам, не по истории, но ваши обращения совсем как те, что приняты в нашем мире, — делаю я ещё глоток ненавистной воды, от которой уже скоро заквакаю.

— Ну, вы же слышали, — снова улыбается он в усы. — Феи натаскали в этот мир столько всего из вашего, что, мне кажется, вам будет просто в нём освоиться, если придётся задержаться.

А мне придётся? И даже не знаю, случайно ли он «предположил» или намекнул. А я расстроилась сейчас или обрадовалась?

— И всё же многое мне совершенно непонятно. Но если бы вы согласились мне помочь разобраться, — хлопаю я ресницами. Надеюсь, я выгляжу достаточно беззащитной?

— Всегда к вашим услугам, миледи, — кланяется он.

— Вы так добры, — вздыхаю я. — Я очень на вас надеюсь, Барт. Её Светлейшиство леди Маргарита тоже кладезь полезной информации. И я очень благодарна Его Величеству, что позволил её оставить, но… она так далека от государственных дел. Я же правильно поняла, как нужно обращаться к маркизе?

— Да, Ваша Милость, — и не дрогнул он. — Но простите за поправку: титул за Маргаритой де Амвон, увы, сохранился только номинально, можно сказать, для слуг. — «И для унижения, и ежедневного напоминания о том, как низко она пала, хоть ни в чём и не виновата», — добавляю я про себя. — На самом деле маркиза утратила право им обладать, как и появляться в свете, как и носить платья с закрытыми плечами, в отличие от благородных дам, вместе с разводом. А порядок семейного и наследственного права находится в ведении Святой Церкви. И даже монархи обязаны его соблюдать.

И даже не знаю что меня бесит больше… но указывать девушке прикрывать ли ей плечи! Ры-ы-ы….

— Это… — отставляю я кубок, от возмущения не находя слов, кроме матерных. — Выучите ещё одно слово, генерал: это мудацкая женоненавистническая херня, дающая богатую почву для возмутительных злоупотреблений.

— Я знаю это слово, миледи, — понижает он голос, — оно звучит как… «закон».

— И конечно, вы популярно мне объясните, за что ещё, кроме подобных высказываний, мне могут отрубить здесь голову?

— Всенепременно, миледи, — улыбается он.

А ведь что-то в нём определённо есть. Какая-то восхитительная непрошибаемость. Эх, не могу я оставить

мужика без помощи. Они ж такие… не дрогнут, не ойкнут, не пожалуются, пройдут огонь, воду и медные трубы ради нас, но в делах сердечных — как дети. Везде нужно за ручку, всё надо пояснять.

— У меня нет здесь подруг, но я обязательно поделюсь с Её Лжесветлейшеством Маргаритой де Амвон, как вы очаровательны, генерал Барт.

Он шумно выдыхает, опустив голову. И даже не делает вид, что не понял намёк. Ни на брошенное королём прозвище Лжекатарина, ни на то, что я знаю его секрет. И, надеюсь, то, что я помогу ему, чем смогу, он тоже понял.

— До встречи на празднике! — по-военному строго кланяется он и уходит.

До встречи, до встречи, несокрушимый Бешеный Медведь. Преданный друг, соратник и брат. Конечно, твоему твердолобому королю и невдомёк, что у тебя тоже есть сердце. И тем более, что оно тоже ранено. Но нас-то девочек, не проведёшь. Мы всё замечаем.

И я едва успеваю закрыть за генералом дверь, когда без стука и спроса в неё вламывается запыхавшаяся Фелисия:

— Ваше Величество приглашает вас на завтрак, миледи, — кланяется она, правда, так и стоя в дверях.

— А лекарь? — глубоко возмущена я тем, что до сих пор мучаюсь головной болью, Марго давит сушняк, а нам подсовывают всё что угодно, только не помощь.

— Он пришёл, но вы же не будете заставлять Его Величество ждать?

— Конечно же буду, — высунувшись в дверь и потеснив откормленную на хозяйских харчах камеристку, приглашаю я в комнату благообразного мужчинку в пенсне.

Интересно, у них есть здесь на значимых должностях не пенсионеры? Какой-то явный перекос в кадровой политике. Я столько божьих одуванов последний раз видела только в советском Политбюро.

Нет, где свежая кровь? Где перспективные молодые кадры? Хоть бы ученика этому лекарю какого определили — бедным служанкам и глаз положить не на кого, одни старпёры. «Ну разве что на этих истуканов», — оцениваю я бугрящиеся мышцы под кожаными доспехами королевских гвардейцев, прежде чем закрыть дверь.

Нет, этот господин дохтур, справедливости ради, не так уж и стар. Острая бородка клинышком, такие хорошие глаза с усталыми морщинками за линзами, которые он тут же принялся протирать, войдя в комнату. И раз уж и он, как на грех, не тянет на злодея, и король до сих пор не отрубил ему голову, к чёрту пока мою головную боль, я сразу перехожу к хирургическим процедурам.

— Месье Шако, — вспоминаю я писарские вензельки, обозначившие имя эскулапа. — У Его Величества в боку незаживающая рана. И я хочу знать всё, что вы можете об этом сказать. Чем она была получена. Как давно. И каким образом вы её лечите.

— Простите, миледи, — кланяется он. — Но, к сожалению, я не могу об этом говорить. Даже вам.

Ага, значит, Его Партизанское Величество и сам молчит и доктору запретил говорить. А я-то думала, что я здесь Мальчиш-Кибальчиш.

— То есть всякой гадостью травить жену Его Величества можете, а рассказать о том, что я и так знаю — нет?