Заноза Его Величества
Шрифт:
— Высоко в горах, в пещерах, — высовывает Карл руку в окно под дождь.
— Их хранилище подожгли, а Георг пошёл им на встречу, — кажется, первый раз называет Марго короля по имени.
— Он откупился, чтобы не устраивать расследование, потому что в этом был замешан Фогетт, — кривится Карл, вытирая мокрую руку о рубашку и явно давая понять, что тупой женщине не понять такие тонкости.
Мне не нравится его пренебрежение к Маргарите. Но пусть, хоть он её дрессирует, раз я решила лояльничать. А ещё он явно что-то знает о Тюсси
— Слышь, Марго, раз уж мы закончили. Давай зови Фелисию, пусть уносят эти коробки. А ты проследи там за ними!
И когда моё приказание выполняют, и мы с зелёненьким остаёмся одни, подзываю его пальцем сесть рядом с собой на стол.
— Колись, что там у Фогетта с этими Тюсси за тёрки? Подозреваю, в Стране Вечного Лета это выгодный бизнес — лёд?
— Владения Фогетта с той стороны Ледяных гор, — приземляется Карл рядом с корзиной с фруктами, которую не забрали. И до того, как получает по руке, успевает закинуть в рот виноградину. — Ай!
— Ты уверен, что виноград мытый?
— Не-а, — косясь на меня, тянется он снова.
— Обосрёшься. Но дело твоё, — отмахиваюсь я. — Так и что Фогетт? Тоже приторговывает льдом?
— Угу, — мычит Карл, жуя.
— И тоже хочет стать единственным на этом рынке?
Он снова кивает, а потом удивлённо округляет глаза.
— Почему тоже?
— Папаша Лемье хочет один торговать своими сырами и козьими шкурами. А вообще, знаешь, как-то странно у вас тут всё устроено. Как-то неправильно. Аристократия должна быть отдельно, всякие торговцы и промышленники отдельно. Понимаешь? Котлеты отдельно, мухи отдельно. У вас вообще есть потомственные аристократы?
Он показывает один палец, а потом тычет им в меня.
— Король? — догадываюсь я и получаю кивок. — У него казна, налоги, земли и доходы всего королевства? А остальные сами зарабатывают? — накрываю я рукой виноград, потому что он мои вопросы явно игнорирует.
— Я не знаю, Дарья Андреевна. Я совершенно в этом не разбираюсь, — жалобно кривится он.
— Так же, как и я, — вздыхаю, но даже несмотря на его просящий взгляд не убираю руку. — Но откуда ты знаешь про разборки Фогетта и Тюсси?
— Катарина у них в хранилище держала то, о чём вы спрашивали, — даёт он понять, что больше не скажет ни слова пока не получит сладенького.
— И это? — сама протягиваю я ему виноградину, но отдёргиваю руку, когда он наклоняется.
— Крокусы.
— Молодец! — жду, когда, как послушная зверушка, он съест лакомство прямо из руки. Правильно оценив мой вопрошающий взгляд, он добавляет сам:
— Она накопала луковиц, потом хранила их на льду, а потом они зацвели.
— И сколько времени на это ушло?
— Три или четыре месяца, — пожимает он плечами.
В общем, сдаётся мне, надо и мне на всякий случай готовить пути к отступлению. За три или четыре месяца много чего может случиться, и подстраховаться не лишне.
—
— В Мёртвом лесу, — опережает он меня.
— Блин! Да вы издеваетесь что ли!
Но рассказать Карло как я их всех люблю и уважаю, не успеваю. Фелисия выманивает меня в коридор и шёпотом сообщает, что ко мне Феодора Фогетт. И она просит принять её наедине.
— Слышь, Карло, ну-ка метни-ка своё натренированное тело до своей комнаты, —широким жестом приглашаю я Карло исчезнуть.
— Дарья Андреевна, можно я вообще ненадолго свалю? — так же тихо шепчет он. — К своим. По делу.
— Только чтобы никто не заметил. И к утру был тут как штык, — показываю на несуществующие часы на запястье.
— Хорошо, мамочка, — хмыкает он и тут же срывается с места.
А я запираю за ним окно. Задёргиваю шторы. Зажигаю все имеющиеся в комнате свечи и сажусь ждать… несостоявшуюся свекровь.
Глава 31
Не знаю, чего я ждала от матери Дамиана Фогетта.
Но высокая, худая, строгая как учительница и одетая во всё чёрное Феодора Фогетт производит впечатление женщины решительной, деловой и благородной.
И пока я произвожу впечатление горшка с петунией, в ней всё источает аристократизм, достоинство и врождённый вкус: от поблёскивающего в смоляных волосах украшения с антрацитовыми камнями до атласных перчаток, и от покрытого каплями дождя дорожного плаща, который она повесила на спинку предложенного стула, до тончайших кружев на оборке её платья цвета безлунной ночи.
— Можете звать меня просто Дора, — присаживается она. И несмотря на то, что не употребляет титулов, не кажется высокомерной, скорее встревоженной. — Как мне позволите обращаться к вам?
«Горшок с петунией. После дождя», — мысленно представляюсь я, прямо физически ощущая, какая против неё я вся розовенькая, растрёпанная, дворняжка.
— А как вам будет удобнее? — произношу вслух, безошибочно улавливая её посыл не превращать беседу в фарс. И хотя ничего так не жажду, как услышать очередные тайны их Мадридского двора, чтобы уже впасть в пьянство, масонство, депрессию или начать проповедовать вегетативное размножение, ещё чего-то осторожничаю.
— Я бы предпочла ваше родное имя. Несмотря на то, что вижу перед собой Катарину Лемье, я знаю, что вы — не она.
В ней спокойствие влиятельного человека, который знает, что говорит. А что во мне? Сытная котлетка, много вина и ещё больше упрямства вынудить её первую на откровенность. В общем, сидеть я могу тут долго. И котлетка побеждает.
— Хорошо, — легко соглашается она с моим молчанием. — Понимаю ваше недоверие. Охотно объяснюсь. Мы с Элизабет Лемье дружим с детства, — заявляет она без обиняков. — Лиза сразу поняла, что вы не её дочь. И Георг подтвердил её догадку.