Заноза Его Величества
Шрифт:
— Простите и вы меня, Дора, — поднимаю я упавшие с её колен перчатки, — только ваш сын, похоже, с этим не согласен. Он заверил меня, что больше не отступит. И мне показалось, он настроен серьёзно.
Забираю бокал, вкладываю в её застывшую руку перчатки.
— Святой Ог! — шепчет она. — После её венчания, на эшафоте, Дамиан искал с Катариной встречи, но, конечно, его и близко не пустили ко дворцу. И тогда он нашёл её на празднике. Вы слышали: наговорил лишнего, ужасного, непростительного. А потом не спал всю ночь. Метался по комнате, как раненый зверь, — она совсем
— Увы, Дора, нет. Я понятия не имею что он задумал, но отчаяние, похоже, толкает его на самые безрассудные поступки.
— Боги! Он сошёл с ума! Он определённо сошёл с ума, — снова поднимается она и начинает поспешно натягивать плащ, засунув в карман перчатки. — Я немедленно попробую его отговорить. Но если он уже был у отца Томаса. Если всё ему рассказал, — звучат её слова так, словно она совсем забыла, что я ещё здесь.
— Дора? Что происходит?
— Простите, Даша, сейчас мне срочно идти, но обещаю держать вас в курсе.
— О чём? Думаете, будет суд? У него есть доказательства?
— Я обязательно это выясню. Он точно сошёл с ума. Точно, — она так и выходит, качая головой.
А я так и остаюсь стоять в непонятках и с новыми вопросами.
Ну почему кому-то всегда всё сходит с рук, а мне никогда?
Ну почему, когда единственное, что меня действительно беспокоит — это рана короля, приходится решать какие-то проблемы, которые мне ну вот вообще никаким боком не упали.
— Даже напиться безнаказанно не могу! — грохаю по центру стола бутылкой с абсентом. — Обязательно то в партию, то в говно, то в другой мир.
— Простите, миледи, — получив разрешение войти на свой стук застывает в дверях Фелисия. — Преподобный Август спрашивает, не желаете ли перед сном исповедаться?
— Спасибо, — щелкаю я по бутыли с салатовой жидкостью с изображением полыни на этикетке, — но на сегодняшний вечер у меня уже есть исповедник.
— Он принёс книги по теологии, которые вы просили, — не унимается моя дуэнья.
— Спроси его, он будет пить абсент. Если нет, то пусть оставляет свои книги и проваливает. Сейчас мне нужен собутыльник, а не духовник.
И мне даже не нужно озвучивать ответ, когда она молча кладёт на стол книжки и уходит.
«Так, главное этот яд не нюхать и о том, какая он гадость не думать, — наливаю я в бокал на палец, на два — развожу. — Мне остро необходимо поговорить с Катькой. И это способ. Просто способ. Просто горькое лекарство, которое нужно проглотить в размере пяти-шести стопок и всё».
Выдыхаю. Ну, понеслась!
Но выпить успеваю лишь одну порцию. Ещё закусываю недоеденным виноградом (мне-то не страшно, что немытый, у меня спиртовая дезинфекция). Ещё морщусь и матерюсь (всё же сущий яд этот абсент), когда раздаётся очередной стук в дверь. И это точно не Фелисия.
— Войдите! — жду, когда дверь откроется, но вместо этого стук повторяется. — Да, войдите уже, кто там такой скромный!
— Миледи, — сдёрнув с головы капюшон,
Глава 32
Боже, я так волновалась… даже не помню, когда я уже так волновалась. Когда на права, наверно, со второго раза сдавала. Вот тогда у меня руки на руле ходуном ходили. Но сейчас, когда я выхожу из экипажа в темноту, у меня и ноги трясутся, и руки, и поджилки, где бы они не находились.
О том, что это та же дорога между Мёртвым и Живым лесом я догадываюсь по очертаниям деревьев, да по белеющему вдалеке мосту. Отвлекаюсь на блестящие разноцветные огоньки по земле с обеих сторон. И женщину в чёрном плаще замечаю, только когда Гриф подводит меня к ней почти вплотную.
— Добрый вечер, Дарья, — снимает она капюшон, эта высокая статная женщина с седыми волосами. Не старая, не сгорбленная, даже не старуха. По моим меркам лет шестидесяти, с идеальными нестареющими чертами Катрин Денёв. И той неоспоримой вызывающей красотой, за которую во все века и зовут женщин «ведьмами».
— З… З… Здравствуйте, уважаемая, — не сразу нахожу я как обратиться.
— Эрмина, — произносит она. — Большое спасибо за дары, что вы прислали. Про меня редко вспоминают, если не приключается какая-нибудь беда. Поэтому получить подарок в честь свадьбы, события радостного, было особенно приятно.
— Простите, что пыталась вломиться без приглашения, — убираю я за спину руки, которые несмотря на её совсем нестрашный вид и спокойный приятный голос всё ещё нервно подрагивают. Кто знает, может, она просто искусно маскируется.
Правда, единственное, что я вижу в ней подозрительного — это рыжие искорки в уложенной красивой волной причёске. Словно она закрепила её лаком для волос с блёстками. В остальном, даже морщинки у рта кажутся мне настоящими. Не пойму только откуда на её лицо падает этот голубоватый свет.
Я оглядываюсь, чтобы убедиться не полная ли над нами луна. Но не вижу, ни луны, ни Грифа, ни даже повозки, на которой я приехала. Совершенно пустая дорога. А я даже и не заметила, когда они уехали.
— Они вернутся, когда мы закончим разговор, — безошибочно угадывая причину моего беспокойства, отвечает Эрмина.
— На самом деле, несмотря на подарки, — покашливаю я от неловкости, — у меня тоже повод искать с вами встречи не самый радостный.
— Желаете вернуться домой и не знаете как?
— Нет, — уверенно качаю я головой.
— Не хотите возвращаться? — ни намёка на улыбку на её серьёзном лице.
— Нет. То есть хочу, наверно. Не знаю. Но не сейчас, — принимаюсь я теребить завязку плаща и голубоватый свет, появившийся у меня под подбородком, заставляет меня опустить голову.
Мои руки. Мать честная! Они светятся как у привидения. Мои настоящие руки. Со свежим маникюром, на удивление не успевшим облупиться, безобразным «старческим пятнышком» размером с чечевичное зёрнышко на правой кисти. Со всеми венками и морщинками. С родинкой на запястье, которую надо бы удалить, потому что она начала подозрительно расти.