Заноза Его Величества
Шрифт:
— Когда я умру, — поправляет король. — Не удивлюсь, если именно это он и пришёл узнать.
— Гош, я не беременна, — в стеснённых условиях, стиснутая его ручищами, поднимаю я руки как пленный солдат. — Клянусь!
— И слава Огу! — шумно выдыхает он, перехватывает меня за руку и снова тянет за собой. Пока я соображаю, как же на это реагировать.
— Но почему? — решаю я обратиться к первоисточнику и не ломать мозг.
— Потому что на самом деле меня достало плясать под чужую дудку. Достало делать то,
— А хотят от тебя наследника. Ведь это завещание, всё это вообще и было затеяно только ради него.
— Да, но в тот день, после праздника, я вдруг понял, что больше не буду делать то, чего от меня ждут. Потому что… — заталкивает он меня в мою комнату и захлопывает дверь. — Потому что я даже Катарину на самом деле не любил.
— В тот день, когда ты пришёл ко мне знакомиться?
— Да, — так и держит он меня за руку. — Я никогда никого не любил. Но так хотел этого, так мечтал почувствовать то же, что было между ней и Дамианом, что просто заразился. Стал искать в Катарине то, что видит он. И ведь нашёл.
— А её искрящемся смехе? В сиянии её глаз? — вспоминаю его же слова.
— Увидел что-то внутри неё. И полюбил именно это. И годами взращивал это в себе, не видя ничего вокруг, не замечая в ней остального, пока не узнал тебя. Понимаешь, тебя? — заглядывает он в глаза. — Пока не увидишь настоящий огонь, его отблески кажутся красивыми. Только они не греют. Не светят. Не сжигают дотла.
— Гош!
Чувствую, как всё обрывается у меня внутри от его слов. Как умирает надежда на то, что всё же любит он некий симбиоз души и тела, моей и Катькиного.
— Молчи, — стукнувшись затылком о дверь, прижимает он меня к себе. — Да, я знаю, ты не она. Это не твоё тело. И это даже хуже проклятья, которое убивает меня. Но когда я закрываю глаза. Когда слышу твой голос. Ты знаешь, что у тебя не её голос? — целует он меня в макушку. — И ты блондинка, правда?
«Чёрт! — лбом бьюсь я в его грудь. — Чёрт! Чёрт! Чёрт!»
— У тебя короткая стрижка. На правом запястье родинка. На левом плече татуировка, — убивает он последнюю возможность его спасти.
— Передушу этих феев по одному. Или кто это был? Аката? — поднимаю голову.
Интересно, сколько мне лет они ему тоже сказали?
«И что, чёрт побери, мне теперь с этим делать? — заходится сердце не от радости, которая наверно была бы тут более уместна, от тоски. — Господи, Гоша, что же ты наделал-то? В один миг взял и разлюбил Катьку. И как? Как мне теперь тебя спасти?»
— А это важно? — целует он меня в глаза, заставляя их закрыть, даже улыбнуться тому, как он щекочется. И это не он, это я во всём виновата.
«Ну что? Рада? Довольна? Счастлива? Допросилась его любви? Домечталась о ней? Хотела его в личное пользование? Получи!»
— Гош, я взяла у Шако капли, но я их… — вспоминаю
— Тс-с-с, — прикладывает он палец к моим губам. — Я был очень зол, когда это узнал. Очень! Настолько зол, что не смог даже находится в этих стенах.
— Зол, из-за того, что наследника, который тебе не нужен и не будет? Это так тебя разозлило, что с окровавленной повязкой на боку ты прыгнул на коня и поскакал куда глаза глядят? — прекрасно понимаю я о каком дне он говорит. — А когда тебе под руку попался Барт, ты не разрешил ему встречаться с Маргаритой? Из-за этого? Просто потому, что был зол?
— О, боги! — бьётся он затылком о дверь. — До чего же ты упрямая. Да пусть он трахает её сколько хочет. Сколько хочет, слышишь? — обращает он ко мне умоляющий мученический взгляд. — Я погорячился в тот вечер да, но уже давно всё разрешил.
— За что же ты тогда его разжаловал?
— Ты теперь и вопросами безопасности будешь заниматься? — недовольно дёргает он головой. — Или всё же позволишь мне делать свою работу?
— Да делай что хочешь, кто тебе запрещает, — отворачиваюсь я.
Нет, я не хочу казаться злее, чем есть. И злюсь я не на него, на себя. Но боюсь, что он увидит моё отчаяние и панику. А в чём ещё их утопить, если не в злости и в вине.
Иду к столу и наливаю себе полный бокал.
Глава 50
— Я даже за твой синяк его не наказал. Просто сейчас он нужен мне в другом месте. И да, теперь он меньше бывает во дворце, но он не твоя домашняя собачка, а генерал действующей армии, которая приведена в боевую готовность.
— Да неужели? — сажусь я за стол, отхлёбывая вино. — А мне казалось, что он моя нянька. По крайней мере пока он был рядом, я хотя бы за ворота могла выезжать.
— Ты должна быть благодарна, что я ещё по замку разрешаю тебе передвигаться, — подойдя к столу, он тоже наливает себе из кувшина.
— Спасибо, царь-батюшка, — падаю я ниц на столешницу. Потом ещё пару раз стучусь лбом для верности, да так и остаюсь лежать на столе.
— Хотя после твоих сегодняшних вылазок, надо бы запереть тебя в этой комнате и никуда вообще не выпускать.
— Да запри меня в своей спальне. Чего уж! — поднимаюсь я. — Можешь даже одежду не выдавать, чтобы не приходилось её каждый раз снимать. Какой бы тёмной ночью, с каких бы вечерних прогулок ты не приехал, я всегда готова. Тёпленькая.
— Нет, в спальне я тебя запереть не могу, — улыбается он, отпивая своё вино и совершенно не реагируя на подначивание. — Да и без одежды оставить — тоже. Очень мне нравятся твои пирожки. Особенно те, что с мясом и луком. Да и в фартуке, перепачканная мукой, ты такая волнующая.