Занудное попаданство: На юг, на запад, на восток

Ларионов Антон Сергеевич

– Куда теперь?
– спросил меня Огль.

Мы пока не обсуждал где именно начнём разворачивать наш бизнес план, как и его подробности. Так, намётки.

– Пока не знаю. Пока на юг, а там Бог даст - найдём место, - ответил я, перекрестился, и мы тронулись в путь.

Глава 1

– Тили-тили тесто, жених и невеста! Тили-тили тесто, жених и невеста! Тили-тили тесто…

Я уже и сам был не рад, что научил Тарту этой дразнилке. Вот другие попаданцы, несут в тёмное прошлое осколки светлого будущего. Порох, медицинский спирт, песни Цоя в конце концов. А я что? Политтехнологии, информацию о том, как колоть людей чтобы быстрее сдохли, и вот эту дразнилку. Шик! Надо действительно заняться художественным переводом текстов. Начну пожалуй с КиШа, а там и другой русский рок посмотрю. Да и не только, мало ли хороших песен я знаю? СерьГа, Секрет, Браво, Мельница, Ария, Наутилус, Аквариум. Хотя БГ как вокалист слаб, но песни же у

него нормальные есть. Может получится что-то стоящее. А если еще и менестрелей научить, то популярность будущего заведения можно повысить. А там и в гильдию людей набрать будет проще.

— Тартана, если ты не прекратишь, я попрошу Ротода завести тесто, и заклеить им тебе рот, — наконец не выдержал Огль.

Обычно он не был таким грубым, поэтому присмирели все. Мы путешествовали уже четвертую атнивку. Я уже перестал считать дни неделями. В местных реалиях пять дней действительно были удобнее. Семь атнивок в месяце, точнее не в месяце, а в третьей части сезона. Этимология этого слова ни в одном известном мне языке, а знал я их в разной степени уже ровно тридцать, не была связана с ночными небесными светилами, коих тут было пять. В разных языках оно звучало по разному, но неизменно было связано с числом три. Примерно как в русском языке были такие слова как четвертак с полушкой и кварталом, которые относились к половине, четверти и латинской четвёрке. Но для удобства, на русский я переводил эти «одна треть от сезона» как месяц. Слово атнивка я не переводил, оно было сродни слову пятак, на карольском, который был для меня «родным» в этом мире. Точнее был родным для тела в которое я попал, после того как-то ли сдох, то ли не сдох на земле. С неделей у атнивки было много общего, но дней в ней было пять, и с других языков я переводил этот отрезок времени именно как атнивка. Так было проще.

В общем семь атнивок в месяце, три месяца в сезоне, пять сезонов в году. Начинался год весной, потом было лето, осень, зима и засуха. Опять же значения слов было несколько иным, но я переводил для себя их именно так. Когда заканчивалась зима, снег, под действием магии, испарялся не тая. Наступала засуха, при этом было пасмурно и прохладно, на северном континенте около нуля, а ночами туманно. Как засуха совмещалась с туманами, я не знаю, но… магия же. Туманы впитывались в землю, и к утру почти всегда та снова была сухой. В этот период магичить было сложнее. Точнее магичить вне тела. Я провёл несколько опытов, и понял что магия внутри тела работала как и прежде, а вовне, повышался коэффициент магического сопротивления, как я его для себя назвал. К концу засухи появлялось солнце, и поднимались грунтовые воды. В горных районах это было чревато селями, от одного такого нам пришлось убегать в прошлом году. Было… невесело. В общем после засухи всe начинало цвести, зеленеть, и наступала тёплая погода, как сейчас.

Мы лениво покачивались в сeдлах, лошади наши шагали по лесной дороге, вокруг пели птички, зеленела свежая листва, и Тарта молчала. Ляпота-а-а-а! Между собой мы говорили на смеси карольского, среднего, приморского, русского и оделотского языков. Полиглотами стали все, что с накачкой маной мозгов было не так уж сложно. Вообще, мои знания в области строения тела, и умение направлять Ману в разные части тела, улучшая их работу, сделали из нас за два с половиной местных года этаких монстров, в плане навыков и умений. Даже Тарта, уж на что пигалица, вполне могла уложить буйного северянина, которые славились габаритами. Понятно что не профессионала, а обычного мужика, но всё же. Я такое пару раз видел лично, и подозреваю что нечто подобное увижу ещё не раз. Благодаря моим знаниям механики и строения тела, Огль разработал что-то типа дестрезы и системы Кадочникова в одном флаконе. Они вообще были очень близки, разница была в том, что когда создавали дестрезу, математика и физика были на уровне начальной школы. А биомеханика только зарождалась. А Кадочников разрабатывал свою систему на основе современной школьной программы и чуть выше. Назвал Огль это учение ноксагской школой. Ноксаг, это его родной город, из которого он ушёл около двадцати пяти земных лет назад. Семнадцать местных. Мы трое, были его первыми учениками. И как он сам признавался, очень удачно было то, что все мы были разных комплекций. Сам Огль был высок, жилист и скорее сухопарый чем поджарый. В общем красных мышц в нём было гораздо больше чем белых, что давало ему бо’льшую выносливость. Классический эктоморф. Ротод был ходячей горой мышц, что значило преобладание белых волокон, и давало бо’льшую силу, но относительно малую выносливость. Точно такой же классический эндоморф, при этом очень высокий. Я был близок к середине, с небольшим преобладанием белых волокон, нечто среднее между мезоморфом и эндоморфом Тарта… Тарта была девочкой, уже почти девушкой, и отличалась поразительной гибкостью. Нам троим такая не снилась ни при каких тренировках. Ну и красные волокна у неё преобладали над белыми, но не сильно. Мезоморф с лёгким уклоном в сторону эктоморфа. Вот она как раз вырастет поджарый, если не забросит тренировки. А если рядом будет Огль, он ей этого просто не даст.

Я задумался. Пожалуй чего-то не дать Тарте, не сможет даже

Огль. Если та упрeтся рогом, то остановить её смогут разве что переломанные конечности, да и то, она же зубами будет цепляться и ползти. Мы же её ещё и частично блокировать болевые ощущения научили. Точнее как, Огль научил её тонко манипулировать маной в своём теле, я сказал что всю боль чувствует какая-то определённая область мозга, Ротод заметил что если направить Ману вокруг какого-то органа кроме самого органа — его работа ухудшается, а Тарта… ставила на себе опыты. Я говорил что она у нас отбитая на всю голову? Нет? Говорю. Полный сестрец. Кого мы растим?! Красавица «знающая себе цену», с детскими травмами, кучей комплексов, и умеющая постоять за себя. Так я её ещё и в риторике поднатаскал. Бедный её будущий муж, мне уже его жалко. Я кстати понижать чувствительность к боли не умел. Пока.

Время было хорошо заполдень, когда из-за поворота показался знакомый камень, и мы с Ротодом и Оглем не сговариваясь свернули в сторону ручья, который журчал недалеко от дороги. Тарта замешкалась, но тоже двинулась за нами. Оказалось что к берегу была проложена не только тропа, но и небольшой проезд, до которого мы немного не доехали. Прорубили видимо недавно, в прошлый раз ничего подобного не было. Бывшая стоянка разбойников оказалась занята караваном с символом золотой нити на бортах. телег покрытых рогожей, точнее местным аналогом этой ткани. Телег было всего две, но охраняло их полтора десятка бывалых вояк. Почему бывалых? Да потому, что не смотря на светлый день, и булькающие котелки, трое стояли «в карауле». Я на секунду перешёл на магическое зрение. Резервы тоже были нехилыми, даже больше чем у нас. Мы в разнобой, хлопнули в ладоши, потом по внутренним частям предплечий, по груди, по бокам, по бёдрам и показали пустые ладони. Привычка. На севере так изображали добрые намерения, показывая что оружие, даже если оно скрыто, осталось в ножнах. Да и такие действия заставляли это самое скрытое оружие выпирать и топорщиться, что позволяло будущему собеседнику знать где лежат потенциально опасные предметы на твоём теле. Судя по удивлённым взглядам, охранники смогли заметить сколько железок было спрятано на каждом из нас, особенно на Тарте. То что она почти всё детство не имела никаких прав и возможностей защитить себя, заставляло её теперь успокаивать свою потребность в безопасности всеми возможными способами, и пара десятков скрытых и не очень ножей, это был лишь один из способов. А поверх этого еще накладывался пубертат, благо что он подходил к концу.

Мы встали на краю поляны, и Ротод, как самый титулованный, остановил Елисея на пол корпуса впереди остальных. От костра отошёл охранник лет тридцати, земных. В местных я возраст так и не привык мерить. По пути он обменялся какими-то знаками с дежурными, и подойдя к нам, встал в метрах пяти напротив.

— Ротод. Последний из рода рассекающих яков, — «по походному» представился Ротод, продемонстрировав соответствующие знаки. Говорил он на карольском, одном из самых распространённых языков региона.

— Вардом меня звать. Глава охранной ватаги, — с небольшим акцентом ответил охранник, — время еще не позднее. В половине пешего хода есть место где заночевать можно.

Я коснулся ладонью лба, потом груди и склонил голову, когда Ротод оглянулся, молча спрашивая наше мнение.

— Моему другу нужно провести обряд неподалёку, — правильно понял меня северянин.

— Земля не наша, — вздохнул Вард, после чего вернулся к костру.

Ещё два ватажника, как я решил их называть, с явной неохотой поднялись, и неодобрительно зыркая на нас, разошлись по сторонам своего лагеря. Возничие перегнали лошадей, пасшихся неподалёку, освобождая нам часть поляны.

Я спрыгнул с лошади, чуть не наступив в конский навоз. Мигнул над головой зелёным магическим огоньком, привлекая внимание спутников, и жестами попросил отойти, после чего лёгкими воздушными ударами немного расчистил место он следов жизнедеятельности. Ближайшие деревня приобрели дополнительную маскировку и амбре. От последнего спасал ветерок, гуляющий по поляне, я не зря сбросил всё в надветренную сторону. Сестра демонстративно скривила нос выражая неодобрение результатами моих действий, на что я пожал плечами. Два с половиной местных года, проведённых в постоянных походах, позволили нам общаться на бытовые темы без слов. Это очень помогало в местах, где шуметь не стоило, и со временем стало настолько привычным, что я уже не представлял как можно иначе. Похоже это умение впечатлило ватажников даже больше чем мои магические манипуляции. В любом случае, неодобрение во взглядах сменилось здоровой настороженностью.

Я быстро распряг свою лошадку, и достал из седельных сумок то, что может понадобиться пока меня не будет, после чего кивнув Оглю, отправился к дороге. Место изменилось,. Вырытая когда-то мною могила заросла, но всё равно было видно, что звери успели таки полакомиться мертвечиной. Креста не было. Уплотнив воздух, я короткими импульсами срезал пару прямых веток, и метательно-походным топориком, который я называл томагавком, подготовил ветки. Горячим воздухом «проткнул» их, просунул через дырочки пруток, и перемотал соединение крест накрест кожаным шнурком, коих у меня в запасе висело на одежде великое множество как раз на подобный случай.