Запад-81
Шрифт:
Второе касалось выхода передовых немецких частей на южную окраину Ивье. В городе тоже остался лишь небольшой заслон, и надеяться на то, что ему удастся надолго задержать противника, не приходилось.
И впервые за время моего пребывания на фронте я почувствовал в животе ледяной комок страха. А в голове начало биться жутко неприятное слово «окружение».
Да, пока ещё не полное, поскольку ещё есть единственный путь отхода через станцию Гавья, где под парами стоит последний эшелон, к которому продолжают вывозить наших раненых. Но сколько ещё потребуется времени,
То, что понял я, понял и наш командир, полковник Ковалёв. Навстречу подразделению 19-й танковой дивизии он направил танковую роту и роту третьего батальона на БМП-1. А в сторону станции — по роте танкистов и БМП-2 второго батальона. Следом потянулся артдивизион и автобат. Так что последнюю атаку сразу с трёх сторон — на Стигане, Большую Почерню и Лопаты — нам пришлось отражать сокращённым составом и без артиллерийской поддержки.
И только когда она закончилась, стало известно, что юго-западнее Нацковичей рота танков и рота третьего батальона разгромили выдвинувшиеся для охвата нашего полка части 19-й танковой дивизии. А со стороны Ивье стали слышны отдалённые раскаты выстрелов танковых пушек группы, направленной к городу.
Около 21 часа по радио пришло известие, что в Ивье оставленному заслону при поддержке сил нашего полка удалось зацепиться за северную окраину города и предотвратить прорыв немцев к станции Гавья. С которой уже ушёл последний эшелон с ранеными.
А в сумерках начали отходить и мы. Двумя колоннами. Наш батальон, рассадив уцелевших красноармейцев сборных батальонов на броню и в грузовики, связисты, разведчики, часть автобата — на станцию Гавья. Остатки второго и третьего батальонов, последняя танковая рота и прочие вспомогательные подразделения — к Кменчанам, где сапёры успели навести деревянный мост через Гавью.
Мы уже были за железнодорожным переездом, когда за нашей спиной прогрохотали два взрыва: это взлетели на воздух мосты через реку. Вначале железнодорожный, а затем и автомобильный.
Потом был сложный двухчасовой марш по дрянным дорогам, а то и вовсе без них, до села и станции Юратишки. Полного окружения полка и, возможно, его уничтожения в нём, удалось избежать. Но цена этой на самом деле героической обороны Липнишек оказалась очень высокой.
5 июля 1941 г., 16: 40, полигон Кубинка
Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), Председатель Совета народных комиссаров и Председатель Государственного комитета обороны сумел поразить всех, съехавшихся сюда, на главный автобронетанковый полигон страны.
Нельзя сказать, что новость о людях из будущего, попавших в 1941 год из далёкого 1981, для части присутствующих на просмотре техники была неожиданной. Тем или иным путём до основной их части она в виде слухов уже дошла. Только слышавшие об этом, чаще всего, воспринимали её именно как малоправдоподобную байку. Даже удивлялись про себя (вслух этого говорить никто не решался), как мог САМ!!! товарищ Сталин повестись на столь глупый розыгрыш. А вышло, что в дураках остались именно
Многие после 1953 года до хрипоты спорили, разбирался ли Сталин в технике, но то, что он ею интересовался, отрицать не мог никто. По крайней мере, всё ездящее, летающее и стреляющее он старался увидеть, оценить и даже высказать свои пожелания по поводу его характеристик. В споры специалистов обычно не вмешивался, стараясь выслушать все аргументы. Причём, иногда каким-нибудь вопросом по сути ставя в тупик спорщиков. Хуже того, непостижимым образом умел распознавать, что человек «плывёт» в обсуждаемой технической теме.
Очень не любил менять уже принятые решения, но не с бараньим упрямством самодура, а требуя весомых аргументов необходимости этих изменений. И если аргументы действительно были весомыми, соглашался с ними. Иногда даже отпуская скупую благодарность тому, кто настоял на своём.
Но на этот раз не было никаких споров и принятия решений. Высокие армейские чины, партийные и советские деятели, самые разнообразные конструкторы, неожиданно для себя собранные в столь большом количестве, просто смотрели и слушали, что им рассказывают люди, хоть и переодетые в форму красноармейцев, на какие-то… не совсем от мира сего.
Конструкторов сгруппировали по специфике их работы. Чтобы не забивать головы лишней информацией, оружейников, проектирующих стрелковое оружие, никто не тащил к танкам, ракетам, автомобилям, пушкам и специальной технике. Двигателистов ограничили показом тех основных образцов, в которых был установлен предмет их специализации. Танкостроители ограничились своим кругом показа. До образцов грузовиков и легковушек, вывезенных с Дретуньского полигона, дошли только партийно-советские деятели и представители автозаводов. И так далее. Подчинённые товарища Берии проделали большую работу, формируя эти «группы по интересам».
Сделано это было даже не столько из соображений секретности (ну, как можно не увидеть, даже издали, громадину ракеты Р-17 на пусковой установке?), сколько для того, чтобы не создавать огромную толпу. И без того начальник сталинской личной охраны Власик весь издёргался.
— Что скажешь, Клим? — усмехнувшись в усы, спросил Ворошилова генеральный секретарь, когда они направились к автомобилям и прочей гражданской технике.
— Далеко ушли вперёд наши потомки! — выпалил тот. — И я рад, что данные образцы попали именно к нам, а не к Гитлеру.
— Этого недолго ждать осталось, — с досадой махнул рукой Сталин.
— Чего? Того, что потомки начнут перебегать со своей техникой к германцам?
— Того, что образцы многого из увиденного нами окажутся у немцев. Пусть в разбитом, сожжённом, взорванном виде, но окажутся. Ведь часть из этого уже воюет на фронте, а во время боевых действий, как ты знаешь, случается всякое. Об этом тоже нельзя забывать.
Разговор прервался, чтобы дать возможность рассказать о продукции советского автопрома рубежа 70–80-х годов. Сталин даже посидел в «Волге», представленной как основная чиновничья машина. Кажется, ему понравилось.