Запад Эдема (пер. О. Колесникова)
Шрифт:
Снова он увидел Энги чисто случайно. Он был возле амбесед, когда среди фарги началось волнение. Они задавали друг другу вопросы, а потом заторопились все в одном направлении. Из любопытства он последовал за ними до тех пор, пока не увидел четырех йилан, которые несли пятого. В этой толпе он не мог подойти к ним ближе и решил не обращать на них внимания. Керрик уже хотел уйти, когда четверо йилан вернулись и теперь медленно шли, разинув рты. Их кожа была испачкана грязью, а ноги покрывал красный ил. И вдруг Керрик увидел, что одна из них – Энги. Он окликнул ее, и она повернула к нему свое лицо. Она была внимательна,
– Где ты была? – спросил он. – Я не мог тебя увидеть.
– Моя знающая голова больше не требовалась, поэтому меня перевели к остальным обреченным. Сейчас я работаю на новых полях.
– Ты? – он выразил удивление, даже страх, что не понял ее слов.
– Я.
Остальные трое тоже остановились, она сделала им знак идти дальше и предложила Керрику сделать то же самое.
– Я должна вернуться к работе.
Она повернулась, и он засеменил рядом с ней. В этом была какая-то тайна, которую он обязательно хотел разрешить, но не знал, как это начать.
– Что случилось с той, которую вы несли?
– Укус змеи. Их много там, где мы работаем.
– Но почему ты? – Сейчас их никто не мог подслушать – тащившуюся сзади Инлену можно было не считать. – Ты говоришь с эйстаа как с равной, а сейчас выполняешь работу, которую лучше может сделать нижайшая фарги. Почему?
– Причину этого не просто объяснить. Кроме того, эйстаа запретила говорить об этом с другими йиланами.
Едва произнеся эти слова, Энги осознала заключенную в них двойственность.
Керрик не был ийлаиом. Она показала на Инлену.
– Прикажи, чтобы она шла впереди нас, следуя за теми тремя.
Как только это было сделано, Энги повернулась к Керрику и так горячо заговорила, как он еще не слышал.
– Я и другие находимся здесь потому, что слишком сильно верим в то, во что не верят наши правители. Нам приказали отказаться от этой веры, но мы не можем. Тот, кто однажды узнал правду, не может забыть ее.
– О какой правде ты говоришь? – удивленно спросил Керрик.
– О жгучей, беспокойной правде, согласно которой мир, и все в нем содержащееся, может стать гораздо лучше. Ты думал о подобных вещах?
– Нет, – честно признался Керрик.
– А я думала. Но ты еще молод и не йилан. Ты удивил меня своей первой попыткой заговорить, а твое существование – до сих пор загадка для меня. Ты не йилан, а в то же время не дикий устузоу, потому что можешь говорить. Я не знаю, кто ты и каково твое место в планах великих.
Керрик начал жалеть, что встретил Энги. Очень немногое из того, что она говорила, имело для него смысл. Но сейчас, начав говорить, она уже не могла остановиться.
– Наша вера должна быть правдивой, потому что ее сила в передаче понимания неверящим. Первой это поняла Угуненапса, посвятившая свою жизнь упорядочиванию своих мыслей. Она принесла идеи, которых никогда прежде не было. Она говорила о своей вере другим, а они смеялись над ней. Эйстаа города, узнав о ее странном поведении, вызвала к себе Угуненапсу и приказала все рассказать. И она рассказала. Она говорила о существе внутри нас, которое нельзя увидеть, но которое дает нам возможность говорить и возвышает нас над животными. У животных этого существа внутри нет, и потому они не могут говорить. Следовательно речь – это голос существа внутри, и оно есть жизнь и знание смерти. Животные не знают о жизни и смерти,
Энги повернулась к Керрику и заглянула в его глаза, как будто могла в них найти ответ на свой вопрос. Но он не мог сказать в ответ ничего, и она поняла это.
– Когда-нибудь ты узнаешь, – сказала она. – А сейчас ты слишком молод. Но я сомневаюсь, что ты сможешь понять прекрасную мечту Угуненапсы, мечту о правде, которую она объяснила другим. И доказывала это! Этим она разозлила эйстаа, которая приказала ей отбросить эту фальшивую идею и жить так, как всегда жили йиланы. Угуненапса отказалась, тем самым поставив веру выше города и приказов эйстайи. Эйстаа узнала о непослушании и лишила ее имени, изгнав из города. Ты знаешь, что это значит? Конечно, нет. Йилан не может жить без своего города и имени, если однажды он уже получил его. Лишение этого означает смерть. С незапамятных времен йиланы, покидающие город, очень страдали, падали духом, потом теряли сознание и быстро умирали. Так было всегда.
У Энги было сейчас какое-то странное настроение, нечто среднее между радостью и восторгом. Она остановилась мягко взяла Керрика за руку и заглянула ему в глаза, пытаясь полнее выразить свои чувства.
Но Угуненапса не умерла, и это было неоспоримым доказательством ее правоты. С того дня ее правота доказывалась снова и снова. Мне приказали уйти из Инегбана, приказали умереть – но я не умерла. Никто из нас не умер, потому мы оказались здесь. Они называют, нас Дочерями Смерти, считая, что мы заключили с ней договор. Но это неправда. Мы называем себя Дочерями Жизни, и это правда, потому что мы живем там, где умирают другие.
Керрик осторожно высвободился от ее холодного и мягкого прикосновения и повернул назад, солгав:
– Я зашел слишком далеко. Мне запрещено бывать здесь на полях. – Он дернул за поводок, избегая пристального взгляда Энги. – Инлену, мы возвращаемся.
Энги молча смотрела, как он уходит, потом молча направилась к полям. Оглянувшись, Керрик увидел, что она медленно бредет по пыльной дороге. Он удивленно покачал головой, не понимая, зачем она говорила все это, потом заметил поблизости апельсиновые деревья и потянул к ним Инлену. Его горло пересохло, солнце сильно пекло, и он не понял десятой части того, о чем говорила Энги. Он не знал, что ее вера была первой трещиной за миллионы лет существования йилани. Быть йиланом означало жить, как йилан, больше он ничего не мог понять.
У деревьев, как и вокруг всего города, стояли вооруженные охранники, с любопытством смотревшие, как он срывает спелые плоды. Эти охранники следили за входом в город днем, тогда как большие и сильные ловушки блокировали их ночью. Но днем проходящие охранники не видели ничего, тогда как ловушки собирали большое количество всевозможных животных. Однако устузоу-убийцы не попадались.
Тем временем урукето пересек океан, достигнув Инегбана, и сейчас находился уже на подступах к городу, на обратном пути. Когда он наконец прибыл, Вайнти и ее свита ждали на берегу. Первым на берег сошла его командир, Эрефнаис, которая остановилась перед Вайнти, признавая тем самым ее высокое положение.