Запад Эдема
Шрифт:
– Такого города я никогда не видел.
– Расскажи мне о нем, ведь я уже никогда не увижу его своими глазами.
Слушая Керрика, она пристроила поводок в прорезанную для него в двери канавку и закрыла дверь. Керрик знал, чего она ждет, и рассказал ей только о великолепии города – о толпах и своем восторге, но умолчал о голоде и холодных зимах. Свои визиты в ханане он любил и был рад, что Икеменд ждала его. Самцы Икеменд не любили и всегда избегали ее. Сейчас никого из них вблизи не было. Керрик поглядел в глубь ханане, где он никогда не был.
– Это я, Керрик! Я хочу говорить
Проходивший мимо самец в нерешительности замер, потом отправился дальше и остановился лишь тогда, когда Керрик вновь обратился к нему:
– Я был в Инегбане. Хотел бы ты услышать об этом городе?
Искушению трудно было сопротивляться. Самец медленно вышел на свет, и Керрик узнал его. Это был Эсетта, своенравное существо. С ним он разговаривал раз или два. Все прочие самцы восхищались пением Эсетты, но Керрик находил его заунывным и скучным. Впрочем, вслух он об этом не говорил.
– Инегбан – настоящий город, – произнес Эсетта отрывистым сдавленным голосом, как говорят самцы. – Там мы могли сидеть высоко в ветвях, среди листьев, и следить за всем, что происходит на путепроводах. Там мы не были обречены на скуку, как здесь, где не о чем думать, кроме пляжей. Расскажи мне.
– Расскажу. Только сперва пошли за Алиполом. Я хочу, чтобы слышал и он.
– Я не могу.
– Почему?
– Почему я не могу? Ты хочешь знать, почему я не могу сделать этого? Я отвечу тебе, почему это невозможно. – Он помедлил, шевеля языком меж зубами. – Ты не можешь теперь говорить с ним: Алипол мертв.
Новость потрясла Керрика. Коренастый Алипол казался крепким, как древесный ствол.
– Он заболел… или случилось несчастье?
– Хуже. Его изнасиловали. Его, дважды побывавшего на пляжах. А они знали это, грубые твари, они знали; он говорил им, умолял, показывал свои чудесные вещицы – но они только смеялись. Некоторые ушли, но эта уродина, покрытая шрамами, предводительница охотниц!.. Его протесты казались ей смешными, она схватила Алипола – и все крики его умолкли под ее уродливой тушей. Они целый день пробыли там, целый день, я видел. Яйца были.
Керрик понял только, что с другом произошло что-то ужасное, но не понял, что именно. На миг забыв о нем, Эсетта закачался с закрытыми глазами. Он зажужжал, а потом запел:
Юным я ухожу на пляжи.Знаю – вернусь.Снова иду, уже постарев.Вернусь ли?Но не посылай меня в третий раз,Не надо, прошу.Мало нас возвращается в третий.Я знаю – я не вернусь!Эсетта умолк. Забыв, что Керрик собирался рассказать об Инегбане, он повернулся и, не отвечая на вопросы Керрика, зашаркал назад. Как ни звал Керрик громким голосом, никто не появился. Что имел в виду Эсетта? Что убило Алипола на пляже? Этого он не понимал.
Инлену' уснула на солнышке, прислонясь к стене. Но Керрик свирепо дернул за поводок. Она поглядела на него пустыми глазами, зевнула и медленно поднялась на ноги.
Глава 24
Фарги
Все фарги эгоистичны, они всегда думают лишь о себе, не обращают внимания на других фарги. Посланница рассердилась, не думая о том, что сама в такой ситуации поступила бы точно так же. В отчаянии она заглядывала в ближайшие коридоры и наконец обнаружила питьевой фрукт. Она высосала из него прохладную воду, остатками обрызгала тело и руки. Наконец, отдышавшись, она произнесла:
– Эйстаа… у меня к тебе послание…
Медленно, стараясь держаться тени, фарги обошла амбесид, протолкалась вперед через толпу фарги перед эйстаа. Здесь она застыла в позе внимательного ожидания, как положено нижайшей перед лицом высочайшей.
Через некоторое время ее заметила Ваналпе и привлекла внимание Вейнте к безмолвной фигуре.
– Говори! – приказала эйстаа.
Фарги затряслась от усердия и принялась выговаривать тщательно заученные слова:
– Эйстаа, я принесла весть. Весть от той, что кормит раптора. Птица вернулась.
– Вернулась! – В голосе Вейнте послышалась радость, и фарги восторженно заюлила, в простоте своей считая себя удостоенной этой эмоции. Быстрым жестом Вейнте призвала другую фарги. – Найди Сталлан. Пусть немедленно явится ко мне. – И повернулась к вестнице. – Ты возвращайся к тем, кто возле птицы. Оставайся там, пока все картинки для меня не будут готовы, после чего возвратись и сообщи мне. Повтори.
– Вернуться к тем, кто возле птицы. Остаться. Вернуться к эйстаа, когда готовы будут…
– Картины, виды, ландшафты, – отчеканила Вейнте, чтобы глупое создание запомнило. – Повтори, акайил.
Акайил, косноязычная. Вездесущие фарги шепотом передавали друг другу убийственное слово и в страхе отодвигались от пустившейся в обратный путь вестницы, словно опасаясь заразиться.
– Ваналпе, сколько займет обработка? – спросила Вейнте.
– Часть информации уже доступна. Банк памяти из ганглий птицы уже был перемещен в более емкую память. Я сама делала это при записи схем роста. Первые и последние снимки уже можно видеть. Но чтобы разобраться в том, что происходило между ними, потребуется время.
– Неясно говоришь.
– Я глупа в объяснениях, эйстаа. Птицы не было много дней. И все это время, ночью и днем, каждый миг она запоминала картинку. Запоминающему существу можно приказать выбросить все черные картинки, полученные ночью, но все равно их останется очень много. И каждое изображение следует вывести на экран из жидких кристаллов, а потом запомнить или забыть. На это уйдут дни, много дней. Значит, будем терпеливыми и подождем.
Вейнте посмотрела вперед и, заметив коренастую, покрытую шрамами Сталлан, дала ей знак приблизиться.