Западня для ведьмы
Шрифт:
Видимо, Зинту держат в помещении, закрытом для мыслевестей – с ней по-прежнему никакой связи. Придется ждать.
Плоскогорье Маюн маячило на горизонте лиловатой каймой под сияющим жарким небом. Дойти до него – полдела, потом надо будет еще и до Золотой Прорвы добраться.
Ближе к Маюну стали встречаться люди – собиратели пыльцы флирий. Все они старались разминуться с подозрительной группой мужчин: вдруг у тех на уме грабеж?
На закате следующего дня, когда возвышенность обрела рыжевато-бурый цвет и пологие очертания расплывшейся копны сена величиной в полгоризонта, Орвехт и его спутники спугнули бандитов, насевших втроем на одного, который отбивался посохом. И жертва, и лиходеи выглядели оборванцами. Заметив чужаков, нападавшие бросились бежать, по-заячьи петляя среди устремленных к небесам игольчатых мананаг – некстати вспомнилось, что Эдмар называл эти растения забавным словом кактусы, –
Вызволенный из беды суриец с опаской оглядел своих избавителей и степенно поклонился. Его засаленная куфла – безрукавный халат с карманами – была вся в заплатах, сбоку свисал свежевыдранный лоскут. Сам он был худ, жилист, смугл, как обожженная глина, с непокорно всклокоченной пегой бородой. Из-под вялых стариковских век живо блестели черно-карие глаза.
Увидел бы его Суно где-нибудь на городской улице, присевшим в тени под стеной, кинул бы медяк. А все же ощущалось в нем определенное достоинство – то, которое не зависит ни от сословия, ни от одежки, ни от того, туго ли набит у тебя кошелек.
Звали его Телбеш-нуба, и кормился он тем, что травил по харчевням байки да сказки. Не ахти какое прибыльное занятие, но прожить можно. Как и многие из местных, после колдовского полнолуния он отправился на равнину, чтобы набрать волшебной пыльцы и потом продать магам или перекупщикам.
Что ж, ему повезло: Орвехт на месте сторговал у него весь «улов», который Телбеш так и не отдал бандитам. Новый знакомец ему приглянулся – и своей творческой профессией, и тем, что, несмотря на немолодые годы, весьма неплохо орудовал посохом. Наняли его в проводники: тот и Маюн хорошо знает, и много чего интересного порасскажет. Маловероятно, чтобы он был засланцем от Лормы, но если и так, кто сказал, что его нельзя переиграть?
На ночлег устроились в десятке шабов от сглаженных маюнских отрогов. Желтая, как звериный глаз, луна сидела на верхушке громадной мананаги, еле видневшейся чернильным силуэтом на усыпанном звездами темно-синем небе. Оглушительным хором стрекотали цикады, время от времени слышались тоскливые переливчатые крики ночных птиц.
Подходящее обрамление для того, о чем поведал Телбеш-нуба. Тот завел речь о вещах таинственных и пугающих, но пугали они не жестокостью, какой полнятся сурийские сказания о разбойниках, демонах, умертвиях и волшебном народце. Тут было другое: завораживающая бездонность, которая сродни южной ночи, хищной желтой луне, необъятному простору оставшейся позади Пчевайской равнины, птичьим голосам, зовущим раствориться в этом головокружительном просторе.
– Вы знаете о том, что миры иногда крадут людей?
– Бывает, – согласился Орвехт. – Отчего ж и такому не бывать?
– Но вы, верно, думаете, что это небыль, а оно правда, – продолжил сказитель привычно и гладко. – Это одна из опасностей, которая подстерегает путешественника по чужим мирам. Сильно понравишься какому-нибудь миру – и он тебя не отпустит, зачарует своими красотами и тайнами, да для верности еще и память твою заморочит. Постепенно забудешь, где и с кем жил раньше, начнешь думать, что всегда был здешним, и ничего другого тебе не надо, а что с тобой было до того, как попал в эту западню, будет помниться смутно, словно обрывки сна. Вот так-то, почтенные, когда открываете Врата Перехода и отправляетесь гулять по мирам, не забывайте об этом!
– Чудеса, – одобрительно крякнул отставной капитан, отхлебнув кисловатого вина из фляги.
Глаза Сабила по-мальчишески восхищенно блестели над матхавой: сказка ему понравилась. Онсур оставался безучастным и подавленным. Зомар слушал задумчиво, измотанный пешим переходом Кебрехт – рассеянно, в полудреме. Никому из них не светили путешествия в чужие миры: это удовольствие для магов высокого ранга да для богачей, способных оплатить услуги магов-сопровождающих.
– Но не думайте, это еще не все. Порой с миром можно столковаться, чтобы он кого-то для вас украл, иные люди этим пользуются. Однажды в давние времена девица благородных кровей влюбилась в путешественника-иномирца и наняла мага, который заманил его обратно в Сонхи. Наш мир затуманил ему память, и та девица вышла за него замуж, но пятнадцать лет спустя за ним пришли из родного мира жена и подросший сын. Тогда украденный все равно что очнулся от волшебного сна и вместе с ними вернулся домой. А то еще царевна из мира, который зовется Вейян, услала сюда свою сестру-соперницу, чтобы вместо нее выйти замуж за принца, эта история тоже случилась давным-давно. Обманутый принц все же узнал правду и явился в Сонхи забрать свою возлюбленную, однако ему не повезло. Ту повстречал и взял в жены один славный сурийский князь, царевна за это время уж и детишек ему нарожала с полдюжины, так что бывшего жениха она знать не захотела. Редко бывает, чтобы мир не удержал
Сказитель умолк и приложился к кружке с крепко заваренным сладким чаем.
– А что за приворот такой? – за всех поинтересовался Начелдон.
– У нас на Маюне, – старик мотнул головой в сторону темного массива плоскогорья, – есть долина Кинши, и там есть деревня Киншат. Ее жители хранят источник, который бьет из скалы в укромном гроте, изо рта у растрескавшейся каменной маски, изображающей неведомо чье лицо. Вода течет по камням, покрытым скользким налетом бирюзового цвета – вот это и есть приворотное зелье мира Сонхи. Налета надо соскоблить самую малость, с четверть чайной ложки, размешать в каком угодно питье и угостить того, кого задумали заворожить и украсть. После этого человек потеряет покой, затоскует, наш мир начнет сниться ему по ночам, показывая картинки и тихонько напевая свои песни. Заманивающему волшебству русалок, песчанниц и флирий не сравниться с ворожбой самого мира Сонхи: коли не будет их рядом, оно отпустит, а это перевернет тебе душу и не отпустит, и возле тебя как будто поселится вечный сквозняк, который все куда-то тянет и тянет. Причем зелье подействует лишь на кого надо, а кто-нибудь другой отведает того же напитка – и ничего с ним не произойдет. Киншатский источник защищен непреодолимыми чарами, лишь потомственные жители деревни смогут взять оттуда приворотное снадобье. И после этого покупатель должен, в одиночестве стоя перед каменной маской, рассказать о том человеке, которого надлежит украсть. Если миру это понравится, снадобье на ладони останется влажным и бирюзовым, а если Сонхи решит, что даром не надо, оно вмиг засохнет и обернется щепоткой пыли. И такое порой случалось, целый великий мир – это вам, почтенные, не наемник с большой дороги. Бирюзовое снадобье стоит дорого, только богачам из богачей по карману. Наша община и рада бы сбавить цену, да нельзя – приворот к самому миру Сонхи негоже отдавать по дешевке, за это на деревню какая-нибудь неминучая кара обрушится.
– И в большом достатке живете? – полюбопытствовал Начелдон.
– Ох, не спрашивайте, почтенные, – Телбеш-нуба щелкнул языком и сокрушенно покачал головой. – Деревня хранителей источника прозябает в нищете, ибо кому нужен наш товар, да еще за царскую плату? Никому не нужен.
«И то верно, – мысленно согласился Орвехт. – Если припекло от кого-то избавиться, незачем сплавлять его в чужой мир, для того есть множество способов куда проще, эффективней и вдобавок дешевле. А если речь о том, чтобы кого-то любой ценой заполучить, обморочив и заставив позабыть о прежних связях, – тоже ведь форменное безумие. Жаль, для исследований это снадобье не купишь: обратится в пыль, и по-всякому дороговато…»
– Так что, почтенные, мы в Киншате влачим свое существование впроголодь и перебиваемся кто чем – огородики держим, овец разводим, в полнолуние собираем пыльцу флирий, молодежь, бывает, нанимается на прииски в Золотую Прорву, женщины вышивают на продажу, я вот к вам в провожатые напросился, благодарствую за доброту.
На этой прозаической ноте сказка и закончилась.
Все эти гады с серьезными благостными рожами только и твердили, какой он беспримерно жалкий, бессовестный, тупой и трусливый. Вдобавок опоили какой-то дрянью, из-за чего казалось, что камера задрапирована колышущейся кисеей. Дирвена тошнило. Им это не нравилось, и они допытывались, где спрятан амулет, который его защищает.
От чего защищает – от того, чем опоили? А может, у вас тут просто дряневары неважнецкие?
Дирвен так и высказался, за что получил затрещину. Конечно же, посредством заклятья – его собеседники рук не марали. Словно прямо по внутренностям хлестнули многохвостой плетью. Когда он, ненавидяще скривившись, поинтересовался с подковыркой, а как же тогда закон о Детском Счастье, он ведь по закону восемнадцатилетний ребенок, которого бить нельзя, – ему ответили, что таких угробцев, как он, в порядке исключения можно и нужно. Ибо хоть он, совершенно верно, ребенок, но уже успел стать предателем родины и убийцей.