Западня, или Исповедь девственницы

Васильева Ксения

Главное — как она к Алеку? И если никак, то пусть пока явно не показывает этого. Не надо обижать Алису… В общем, вести себя естественно и спокойно.

Сейчас она посмешит и, может быть, обрадует Наташу, рассказав о Лизке и Сандрике. И Светлана рассмеялась. Наташа удивленно посмотрела на нее. Светлана, отсмеявшись, сказала:

— А теперь я тебя повеселю! Хочешь?

Наташа кивнула. Чем это мама собирается ее веселить?

— Понимаешь, я тут оказалась свидетельницей… Случайно, конечно, честное слово! В общем, в этой комнате, где ты сейчас, вчера ночевал Сандрик. Я долго не могла заснуть и лупила глаза в темноту (Наташа не могла взять в толк, что же такое веселое вытанцуется из этого малосвязного начала), хотела уже встать и принять снотворное,

но слышу какой-то разговор наверху. Я, честно говоря, испугалась — подумала, что кто-нибудь решил Сандрика трясти насчет вашей истории… Ну и решила подслушать, хотя понимаю, что некрасиво, но нам надо знать все. И что ты думаешь? Лизка, эта малышка, явилась к Сандрику, признается ему в безумной любви с первого взгляда и требует, чтобы он лишил ее девственности… — Начав рассказывать, Светлана поняла, что «шагает не в ногу». Зачем ей надо было это раскрывать? Все вспомнится… Наташка расстроится! Ну не дура ли Светка, ну не дура?! Однако замахнулась. — Сандрик, конечно, этого не сделал, но, по-моему, отнесся к ней с нежностью и благородством… Пришлось Лизке уйти, но они до чего-то там все же дошли, не до самого конца… и договорились, что он будет ждать или что она будет ждать — это я не поняла. Так что, может быть, скоро у нас появятся старые новые родственники… Кем тогда тебе будет приходиться Алек? Сватом? Ну не забавно ли?

Наташа только и сказала:

— У тебя есть чего-нибудь выпить?

— Есть, есть, — заспешила Светлана и достала бутылку виски (Алиса всем ставила в комнаты спиртное и какую-нибудь легкую закуску — орешки, сухарики, вяленые фрукты…), налила Наташе. — Ты что, расстроилась? Тебе не нравится Лизка? Ты знаешь, она девочка неплохая, взбалмошная только, современная чуть больше, чем надо, но и романтическая — ты бы слышала их…

Наташа перебила ее:

— Мама, мне совершенно неинтересно, что там они говорили друг другу. Сандрик — взрослый, и я решать за него ничего не буду. Пусть разбирается сам. А Лиза еще маленькая девочка для такого, как он… Не надо повторений… — Наташа выразительно посмотрела на Светлану, будто это она, Светлана, толкнула когда-то свою дочь… Светлана даже в мыслях не хотела продолжать. Все-таки характер у Наташки ужасный: всех вокруг обвинит, а сама как бы и ни при чем…

Наташа медленно встала с кресла, сняла платье, надела халат, этим она давала понять, что хочет остаться одна. Ладно, Светлана уйдет, пусть сидит одна!

— Мама, извинись за меня, но у меня жутко болит голова — в самолете еще разболелась и никак не проходит… Я на ужин не приду. Залягу сейчас спать — приму таблетку… — и она улыбнулась матери — ласково и добро (как это ей далось?).

Светлана тут же подхватила:

— Конечно, конечно, отдыхай! А то они насядут! Одна Алиса чего стоит! Лежи спи.

Светлана ушла. И в общем успокоилась. Ничего страшного. Обойдется. Поспит, а завтра — праздник, развеселится ее Наташка!

А Наташа? А Наташа была разбита на сотню мелких осколков, которые невозможно было собрать и склеить… Разумом она понимала, что это давно должно было случиться. Сандрик — нормальный мужчина. И конечно, у него есть женщины и будут… Это-то ее не волновало. Но вот молоденькая девчонка, пылкая, хорошенькая, романтическая и вместе с тем дерзкая. Такая девочка, как Лизка, может сильно увлечь и надолго. Наташа чувствовала, как холод подбирается к затылку, озноб уже трясет. Она выпила виски. Но тут вдруг вылез второй голос, который что-то давненько не проявлялся. Он спросил: «Пьешь? Пей, пей! Как же — у тебя горе! Твой сын целовался в этой комнате с девочкой, которая понравилась ему — за долгое время! Так ты как мать должна бы радоваться! Верно? Но ты ведешь себя, как любовница, готова эту девочку сгноить. Признайся, что ты его любишь. Это будет, по крайней мере, честно». Не для свидания ли с Сандриком прибыла она сюда? Конечно. Ну, сначала охи, сопротивления, взывания о грехе, а потом — сдача полностью, на милость победителя… А потом? Потом, пожалуй, самое сладостное ощущение — тебя обожают, любят,

превозносят, а ты рыдаешь о греховности и отталкиваешь его.

Наташа схватилась за голову — сейчас она свихнется!

Она заглотнула какой-то транквилизатор и упала на постель. Нет, нет! Так не будет! Она выдержит все! Она не сломается! Она благословит их, Лизку и Сандрика… И уйдет в сторону.

И Наташа, вдруг успокоившись и подумав — будь что будет, заснула.

Ужин без Наташи прошел довольно скучно, и даже на лото не разговелись — неинтересно. Разбрелись кто куда.

Инка решила глаз не спускать с Лизки, не дай бог при матери Сандрика устроит что-нибудь, она может! Лизка же спать не собиралась, но не собиралась и тревожить Сандрика — просто она не будет спать.

Светлана хотела заглянуть к Наташке, но света у той в комнате не было, и она, вздохнув огорченно, пошла спать.

Ночь. Тиха и божественна ночь. Когда неслышимо падает таинственный снег и не светят звезды, и в этой тиши каждый малый звук звучит почти набатом.

Сандрик не спал. Каждый мускул его был напряжен, каждый нерв натянут — рядом, за стенкой, в комнате была Наташа… Он давно забыл, что она его мать, да и не думал как-то об этом серьезно никогда. Он ждал, когда погаснут все огоньки в даче, наступит полная тьма, и тогда он пойдет к ней! Если она прогонит его, он не уйдет. И заставит ее решить дальнейшее, которое он видел только с ней.

Он посмотрел на часы. Половина второго… Все, конечно, утихомирились.

На голое тело он надел шелковый халат и босиком прошел по коридору. Не скрипнула ни одна половица — это он умел! Дверь в комнату была приоткрыта, и он прислушался… Даже дыхания не было слышно… Он вошел. Свет от белого снега, идущего с небес, освещал комнату Наташу, которая спала, подложив обе руки под щеку, едва прикрытая одеялом. Смутно поблескивало гладкое плечо, светилась стриженая головка с каплей серьги в ухе… Сандрик остановился и наслаждался всем этим — тишью, светом, спящей Наташей…

Он подошел к постели и положил свою горячую руку на прохладное плечо Наташи. Она проснулась не сразу, видимо, только когда жар от руки проник в нее. Она узнала Сандрика, но подумала, что он ей снится, и сказала расслабленно и нежно:

— Сандрик… Это ты? Я так ждала тебя… — Во сне она могла позволить себе любить его, не разбираясь, кем он ей приходится… Но Сандрик не исчез и тогда, когда она приподнялась на локте, совсем проснулась и даже протерла глаза. Он сидел рядом с ней — сжимая руками ее плечи так, что больно дышать. Тут она испугалась и чуть не крикнула — пусти! — но вовремя вспомнила, где она и сколько людей может ее услышать.

Она знала, что пройдет еще секунда-другая, и тогда…

— Нет! Нет! — закричала Наташа, забыв о том, что кто-то может услышать ее. Дрожа, как в малярии, села, натянув на себя простыню. Она не могла говорить.

— Что ты делаешь, Наташа… — с тоской прошептал Сандрик, — зачем?

Она, закуривая — вдруг дико захотелось курить, сказала:

— Нельзя. Мы не должны… Не надо, Сандрик. Уйди.

Он отнял руки от лица — оно было сейчас спокойно и совершенно лишено выражения. Он тоже закурил и как-то с трудом выдавил, придавая голосу насмешливый тон:

— Так ты меня совсем не любишь?

Наташа сжалась. «Неужели он не берет в расчет ничего?»

— Сандрик, — сказала она, — разве в этом дело? Ты знаешь все. Ты знаешь, что я испытываю к тебе. Ты же знаешь, Сандрик!

Она говорила с надрывом, и в голосе ее звучали слезы, не слезы даже, а подступающие рыдания.

Он поднялся, сел на постели, надел халат, замял сигарету и сказал:

— Прости. Наверное, так нельзя было… Я сошел с ума, когда увидел тебя в аэропорту… И ждал этой ночной минуты, как… — Он не продолжил, а, поцеловав ее легонько в щеку, встал и ушел не оглянувшись. Она хотела сказать еще, что все не так и он должен понять. Ей нужно было его присутствие, их разговор, их сближение после долгой разлуки… Она не хотела определять — чего же она хочет?.. Она хотела, чтобы он был рядом, но…