Западня, или Исповедь девственницы

Васильева Ксения

И вдруг на пороге балкона появился Алек. В пижаме и махровом толстом халате…

Наташа же сидела почти голая — простыня лишь прикрывала грудь. Она заметалась и накинула на плечи свитер. Одеяло валялось на полу.

Алек поднял одеяло, положил на постель и сел рядом в кресло.

— Не волнуйся так, — сказал он насмешливо, — я тебя не буду насиловать. (Боже! Неужели он все слышал? Что ей делать?) Я хочу с тобой поговорить, наконец, откровенно. Этого так и не произошло у нас за всю нашу долгую семейную жизнь… Ведь так?

Но Алек как будто и не ждал от нее подтверждений или каких-либо слов. Он сказал:

— Я просто хочу знать всю правду. Меня мучит, что я был обманут как последний сопляк. И кем?

Девочкой, приличной и скромной! Кто этот Сандрик? Кто он? И зачем он здесь? Мать рассказала мне печальную повесть о твоей юности… Но я этому не верю ни на грош! Ты не могла быть матерью тогда. Ты была слишком невинна, да, это так… Этот Сандрик — твой любовник! Скажи мне честно, и все встанет на свои места. Мне до фени твои любовники! Развлекайся как хочешь! Но не у меня на глазах и без вранья насчет сыновей, брошенных детей и прочей мути.

Наташа заплакала. Она не притворялась, она плакала по-настоящему… О чем? Обо всем. И об Алеке, у которого тоже не сложилось ничего из-за нее… Наташе вдруг стало совестно перед ним, перед Алисой, перед Игорем и даже перед Инкой. Она всех скрутила, всех обоврала, а теперь хочет выйти гладенькой и отмытой добела из пены вод.

— Алек, — сказала она мягко, — послушай внимательно, помолчи и поверь. Я буду говорить тебе правду. Впрочем, ты ее уже знаешь. Да, со мной случилась страшная беда в ранней юности. Да, она меня сломала и сделала такой, какой ты меня знал. И я не изменилась. Я по-прежнему отношусь к мужчинам с полнейшим равнодушием и… я до сих пор боюсь… секса. Все, что рассказала моя мама твоей, — правда. Чистая правда. И мне нечего добавить. Я, живя с тобой, все время мучилась тем, что не рассказала тебе о… том, что со мной случилось. Сколько раз я уже была готова к разговору, но пугалась — вдруг ты не поверишь. Не поймешь. Или разозлишься. Я говорила тогда тебе правду — я любила тебя, по-своему, как умела. И когда ты ушел к Инне — мне было очень больно, но я понимала, что так надо, что так ты будешь счастлив, а ты этого заслуживаешь. — Наташа протянула руку и погладила Алека по голове — такая жалость к нему охватила ее — бывшему мужу, с которым, может быть, и смогла бы у нее состояться жизнь. Если бы она не была такой трусливой душой.

И Алек сломался. Он заплакал. И заплакала она. Они плакали о неудавшейся жизни — каждый о своей. Сквозь слезы Наташа сказала:

— Поверь, Сандрик — мой сын.

И Алек заговорил, сквозь слезы:

— Наташка, я верю… Теперь — верю… Наташка, Наташка, ведь я всегда любил тебя и люблю сейчас… («А вот этого не надо», — подумала Наташа и убрала руку с его головы — она поглаживала его еще густые, черные с проседью волосы.) — Не получилось у нас с Инкой… Был секс. Кончился. И оказалось — ничего больше нет. Есть, конечно, Лизка… Но мы с ней как-то не очень контачим… А может, нам все начать сначала? Дети взрослые. Проживут уже без нас… Инка? Что — Инка? Мне кажется, она с радостью сбежала бы отсюда («но прихватив тебя», — подумала Наташа прозорливо), знаешь ведь, какой у маман характер? Она Инку заездила, и та уже, по-моему, всех нас ненавидит… А, Наташка?.. — И ждал ответа.

Наташа заметалась. Конечно, она откажет, потому что уже давно не любит Алека, абсолютно равнодушна к нему… Сейчас вот что-то накатило. Но отказать надо так, чтобы он не обиделся, ей не хотелось его обижать! И тут она вспомнила, что у нее все еще нет секретаря! Она возьмет Алека! Как она раньше об этом не подумала! Он защитит ее от Динара и его козней! Он будет рядом — верный и преданный, кто никогда не предаст ее!

Сверкнув глазами, уже совсем другая, чем минуту назад, Наташа таинственно приказала:

— Налей выпить!

Алек поднялся, подошел к холодильнику, достал бутылку вина, бокалы, налил, непонимающе глядя на нее. Он ждал.

Они чокнулись, и Наташа сказала:

— У

меня свободно место второго секретаря, и я как-то никого туда не хотела — мне предлагали многих… Я вспомнила о тебе, но ты сам знаешь, какие у нас сложились последнее время отношения… А теперь… Теперь я подумала, что если бы ты согласился, я была бы так рада!..

И это было сказано честно.

У Алека голова пошла кругом. Он никак не мог подумать, что их личный разговор повернется таким боком… Первый момент он отринул это предложение — под началом у нее? С тем грузом, что был у них? Что из этого получится?.. Неизвестно. Ехать с Инкой и Лизкой? Заваривать какую-то странную кашу, потому что сегодня, особенно сейчас, Алек почувствовал, что Наташка по-прежнему волнует его, будоражит, что он, возможно даже, как-то влюбился в нее по-новому. Он должен подумать. И конечно, не должен отказывать окончательно. Он вдруг воспылал мужской гордостью — она ведь оттолкнула его! А взамен предлагает службу! У нее под началом!

Он пробурчал:

— Не знаю, Наташ, не знаю… Как-то это все странно… Давай отложим решение. И не до завтра. А — подольше. Подумаешь еще — действительно ли я нужен тебе там…

— Нужен! — закричала Наташа, и это тоже было правдой.

— Ладно, Наташка, я подумаю…

И вдруг им обоим стало понятно, что все сказано. Дальше — либо постель, которая, как уяснил Алек, была невозможна, либо надо расставаться. И Алек ушел.

Наташа наконец осталась одна, зажгла верхний свет и стала читать — сегодня она больше не заснет. Приходить, правда, уже некому. Надо надеяться, что мама ничего не слышала.

Но Светлана слышала. Конечно, не все. Но то, что кто-то к кому-то пришел, она поняла — то ли Сандрик к Наташе, то ли Наташа к нему… Это ее ничуть не обеспокоило — просто интересно, что мальчик хочет сказать? О Лизке?.. Неужели это так серьезно и она, Светлана, окажется права — они породнятся снова? Неисповедимы пути… Но это неплохо.

Партия для Сандрика хорошая.

Она было уже стала засыпать — завтра спросит Наташу, о чем с сыном говорили, как вдруг раздался Наташкин вскрик — громкий, почти отчаянный: «НЕТ! НЕТ!» — все затихло, а вскоре раздались тихие шаги и легкий скрип двери — Сандрик ушел.

Что такое случилось, что она так завопила «нет»?.. По поводу Лизы? Наташа не хочет, чтобы он женился?.. Что-то он ей сказал такое. Но что? Нет, это не о Лизке… Наташа не стала бы так орать. Это что-то другое… Светлана ощущала, что это может быть только какое-то из ряда вон выходящее событие.

В общем так, решила она: завтра она будет подглядывать, подслушивать — вести слежку и постараться что-нибудь понять.

Светлану уже клонило в сон, когда она услышала звук открываемой балконной двери, и ее прямо-таки подбросило на постели. Кто?! И тут Светлана поняла, что в неведении она оставаться не может! И, надев халат и тапки, отправилась наверх. Она тихо стояла у двери и слушала разговор Алека и Наташи. Конечно, она не все разбирала от волнения, гулкого биения своего сердца и от того, что в комнате говорили достаточно тихо… Основное она поняла — Алек хочет снова быть с Наташкой, но та ни в какую… И конечно, она смутно услышала о назначении… Так же тихо спустилась вниз, уже более спокойная. Все-таки Наташка — приличная!

Утро. Раннее. Даже не утро вовсе, а ночь, продолжение ее. Только время говорит о том, что оно, утро, пришло.

Катька, не спавшая всю ночь, взяла свой рюкзачок, прежде накорябав записку, что уезжает к мамке, Наташке и Витьку, никем, естественно, не замеченная, ушла с проклятущей дачи, села в автобус и только тогда заплакала и проплакала всю дорогу. И в слезах этих вдруг решила, что поедет не домой — там, поди, ждут не дождутся их, и чего ей говорить? — а к баушке Мане.