Западня на сцене
Шрифт:
И вдруг снова зазвучали эти голоса.
Криминалисты застыли на месте, буквально гипнотизируя взглядами небольшой, обитый коричневой кожей ящичек над дверью.
— …Конечно, на репетиционной сцене… праздничные дни… никто не явится… сделаю, сделаю… полицейские могут… только Пернвиц.
Ответ прозвучал неразборчиво, будто кот зашипел, потом снова голос первого:
— …Если тебя это успокоит… проверю… наверняка… но исчезнуть нам придется, не то они…
Голос, зазвучавший под конец довольно резко, вдруг оборвался, да
— Черт, теперь они смоются, — ругнулся лейтенант Краус и бросился вон из кабинета. Криминальмейстер — за ним следом.
Обер-лейтенант Штегеман рванул на себя обитую кожей дверь кабинета главного режиссера и набросился на перепуганную секретаршу, вскочившую из-за стола:
— Вы слышали? Кто это говорил?
— Что я должна была слышать?
Секретарша, женщина весьма решительного вида лет тридцати пяти или около того, в очках и седой прядью в густых каштановых волосах, быстро овладела собой и поставила на электроплитку кофейник.
— Дверь у нас, можно сказать, звуконепроницаемая, сами видите. А подслушивать у замочных скважин я не привыкла.
— Этого никто не утверждает, — Маркус протиснулся в «предбанник» мимо Штегемана и, принюхиваясь к запаху закипающего кофе, огляделся.
Письменный стол стоит под углом к окну. Перед ним — декоративная скамеечка с цветочными горшками. Цветы нездешние, какие-то экзотические. У стены два стеллажа с папками, по бокам — театральные плакаты с множеством наклеенных фотографий; но и здесь над дверью динамик.
Он снова обратился к секретарше, внимательно глядя на нее.
— Мы только что стали невольными свидетелями разговора, который, вероятнее всего, велся на сцене… да… Но при включенной местной сети… да. У вас ведь тоже висит такая штуковина, — он мотнул головой в сторону динамика.
— В этом нет ничего удивительного, — ответила секретарша намного любезнее. — Я свой динамик отключила, — и улыбнулась, показав удивительно красивые зубы. — Не могу сосредоточиться при этом шуме.
— Я вас понимаю, — Маркус бросил на Штегемана многозначительный взгляд.
Не может быть, чтобы секретарша не услышала хотя бы этого омерзительного свистящего звука!
— Но в других помещениях театра — там можно было услышать этот разговор?
— Что за вопрос, конечно! Если внутренняя сеть работает, а микрофоны на сцене звукооператор перекрыл.
— А поподробнее нельзя?
— У нас есть две возможности вести передачу со сцены на театр — с пульта главного режиссера и еще через пульт звукооператора, если он подключается.
Покачав головой — есть же такие несведущие люди! — она открыла один из ящиков письменного стола и достала чашку с блюдцем.
— Не желаете ли глоток кофе?
— Нет, — сказал Маркус. — Большое спасибо.
Ступенька, следующая и еще одна. Лестничная площадка, поворот направо, и все сначала. Кажется, что это какая-то бесконечная лестница.
Устройство сцены — чертовски
Маркус остановился, отдышался. Бросил взгляд вниз.
Там, где перила почти сходились — если смотреть с верхотуры, — царило оживление. Но сюда, наверх, не доносилось ни звука. Тихо, как в индийской гробнице. Тьфу, что за нелепое сравнение!
Стал, не торопясь, подниматься выше. Досадно, что Краус и Позер опоздали. На сцене они никого, кроме Буххольца и двух такелажников, не встретили. Скорее всего эта парочка смоталась оттуда при первом появлении декоратора и его помощников. Оркестрант, пришедший в числе первых в оркестровую яму, чтобы проверить по партитуре одно из сложных мест, заметил, как два человека шмыгнули за кулисы и исчезли в направлении боковой сцены, но не разобрал, кто именно.
Воздух здесь спертый. Пахло потом, одеколоном и кожаной обивкой мебели, особенно на верхней лестничной площадке, где Маркус хотел повернуть направо: как объяснил Буххольц, там есть проход к кабине звукооператора.
Словно по мановению волшебной палочки то и дело происходили события, осложнявшие первоначальный ход расследования. Кто-то из находившихся в кабине звукооператора скорее всего случайно подключил микрофоны на сцене и в других помещениях. Сам звукооператор вне подозрения, он в это время сидел в буфете. Но кто это сделал и почему? Случайно, по ошибке или с умыслом? Хотел ли этот неизвестный сам подслушать их разговор или хотел навести на след полицейских?
И говорил-то все больше лишь один из них, и помех было много. Этот разговор должны были слышать во всем здании. Хорошо бы Краус с Позером нашли кого-нибудь, кто опознал бы говоривших по голосам.
А вот приоткрытая дверь, в коридор падает узкая полоска света. Маркус едва не прошел мимо, но, бросив взгляд внутрь, оторопел. Перед ним предстал высокий брюнет, испуганный его появлением не меньше, чем тот — его видом. В неверном свете потрескивающей люминесцентной лампы, от которого Маркус невольно заморгал и даже отступил на полшага, ему показалось, что совсем недавно они где-то уже встречались. Нет, действительно, какое знакомое лицо!
— Привет, — проговорил он, ощущая сухость во рту.
Прошелся по комнате и вдруг расхохотался от всей души. Парень, который, казалось, тоже сделал несколько шагов ему навстречу, ответил ему таким же взрывом хохота.
Нет, как ему повезло, что рядом нет никого из коллег. Вот был бы повод для всеобщих насмешек! Начальник угрозыска испугался собственного отражения в зеркале!
Металлическая табличка на двери гласила: «Балетный зал». Маркус несколько секунд стоял, уставившись на до блеска натертый паркетный пол, на зеркальные стены зала. Показав своему отражению язык, повернулся к нему спиной и… услышал сдавленный крик женщины, взывающей о помощи.