Западня (сборник)
Шрифт:
— Стой! Ты чего?! — встрепенулся вождь. — Так себя приличные гости не ведут, отдай бутылку!
— Ты видел его сам?
— Нет!
— Так чего же болтаешь, кому ни попадя?! Только теперь вождь обратил внимание на острейшие когти гостя. И все сразу понял — недаром он имел два диплома.
— Его видела только моя жена, вон та, что с краю! — проговорил он отчетливо и трезво. — Если она тебе нужна — забирай! А я ничего не слыхал, ничего не видал! — Дхунго-бун Гханг состроил лицо законченного дурака, совершенно бессмысленное и наивно простецкое.
— Хочешь,
Малаец молчал. Он смотрел прямо в глаза вождю. И Дхунго-бун Гханг прикрыл глаза, размяк, заснул. Ему снилось, что малаец подошел к спящим женам, провел над ними когтистой рукой, прошептал что-то, а потом вышел. Но этот сон сразу же забылся, как забывается множество никчемных и пустых снов.
Проснулся вождь поздно. Солнце стояло высоко. Жены сплетничали в тенечке, грызли орехи. А его самого тряс за плечо комиссар Грумс. Еще вождь заметил, что в хижине стоят два молодцеватых парня в маскировочных накидках и касках.
— Чего там, война, что ли, началась? — спросил вождь, протирая глаза.
— На-ка, глотни! — предложил ему Грумс. Вождь покачал головой.
— Убери это мерзкое пойло. Говори, зачем пожаловал?!
Грумсу уже надоело за последние сутки удивляться. И все-таки он приподнял свои облезлые брови вверх. Если сам великий предводитель лесного племени Дхунго-бун Гханг, пристрастившийся к зелью еще лет двадцать назад то ли в английских пабах, то ли в московских забегаловках, отказывается от глотка джина поутру, после явной вчерашней попойки, то, значит, или мир перевернулся, или что-то у него с мозгами не так.
— Бнхгуро-нгхоро! — процедил Грумс в лицо вождю.
— Сам такой! — ответил тот. — Чего надо?
— Кто у тебя был?
— Никого!
— Слушай, я представитель власти! Если ты не перестанешь паясничать, я вынужден буду тебя арестовать!
— Попробуй, Грумс! Мои жены выцарапают тебе твои маленькие свинячьи глазки! Говори, зачем пришел?
— Что это? — комиссар сунул под нос вождю черный шарик.
— Не знаю? Отвяжись!
— Подумай хорошенько! Это же "слезы дьявола"?! Вождь почесал переносицу, потом поскреб ногтями под мышками. После раздумий сказал глухо:
— Наверное, Грумс, это твое собственное дерьмо! Комиссара начинало трясти. Он был вне себя от бешенства. И он. злился не столько на вождя, сколько на того, кто повсюду опережал его. Он бы придушил собственными руками этого поганого ублюдка, он бы стер его с лица земли! Лишь бы только он попался в его руки. Но похоже, на этот раз западня останется пустой. Пора сматывать удочки! Эта тварь сделала свое дело и больше сюда не заявится. Надо искать новое место. И все же он еще раз переспросил:
— Дхунго, ты большой и хороший человек! Я тебе привезу двадцать ящиков джина, клянусь! Скажи прямо, не юли, неужто ты ни черта не помнишь?! Ну! Я тебя прошу, ответь!
Вождь улыбнулся открыто и простодушно. Положил руку на плечо Грумсу. Чуть сжал ладонь.
— Комиссар, мы же с вами интеллигентные люди, ну зачем нам пудрить друг другу
Если бы не эта дурацкая необходимость отбывать положенные часы на плацу или в казарме, Ким давно бы уже справился со всеми делами и мог бы преспокойненько затаиться.
Но с реальностью приходилось считаться. Все ниточки вокруг самого себя он обрубил в течение двух дней — если ищейки и заинтересуются чем-то, так их интерес быстро угаснет, сами отвяжутся — поймут, что ловить им здесь нечего!
Оставались, правда, еще кое-какие свидетели, помнившие о Проклятом. Но Ким не спешил прочистить их мозги. Он знал, что им и так ни один нормальный человек не поверит, ведь оба свидетеля сидели в психушке — расположенной далеко за пределами городка, в тихой сельской местности лечебнице, предназначенной для тех, у кого или нервишки подрасшатались или произошел сдвиг по фазе. Нерожденный, вселившийся в Кима, используя запасы его же мозга, быстро овладел и специфической терминологией и жаргонными словечками — потому он все называл своими именами. Он вообще начинал забывать про существование Системы, про тамошние порядки — на черта они ему здесь, на земле — матушке?! Ты чего, заснул, Ким! — сержант из соседнего взвода ударил его по спине. Сегодня жалование выдают! Или ты хочешь, чтоб твой конвертик так и остался лежать невостребованным?
Ким широко улыбнулся, затряс головой — так, что длинный козырек его форменного кепаря тоже затрясся в такт движениям.
— Не бойся, дружище, чего-чего, а про деньжата я никогда не забуду!
И он направился к штабному зданию. Все было как нельзя кстати. Он ведь и на самом деле забыл, что сегодня не простой день, а пятница, что сегодня жалованье выдают — а значит, после трех гуляй, служивая братия! Большинство из поисковиков направится в бордели и бары, на дискотеки и в прочие увеселительные места. А с ними пойдет и он, Ким…
Конвертик был потолще, чем раньше. После смерти Тукина это была первая выплата, первая Кимова сержантская получка. И к нему, разумеется, тут же привязались парни из отряда.
— Это дело надо обмыть, Ким, не жмись! — сказал один, преграждая путь. Другой зашел сбоку.
— Повышения не каждый день бывают, с тебя причитается, старина!
Остальные помалкивали. Но на их лицах было все и так написано достаточно ясно. Выпендриваться не стоило. И Ким сказал, громко сказал, чтоб все слышали:
— В семь вечера у "Веселой вдовушки", лады?! Упрашивать никого не пришлось. От него тут же отвязались. Ким все рассчитал, к семи он должен был полностью освободиться, даже пораньше на часок. Но этот час он оставлял на всякий пожарный случай, мало ли чего! К тому же, сейчас был день — по воздуху не полетишь, десятиметровыми прыжками по шоссе или обочине не помчишься! Все надо было делать самым обычным образом, по-человечески. Но в любом варианте он уложится в отведенное время. До психушки сорок минут езды на автомобиле, а это сущие пустяки.