Западня свободы
Шрифт:
— Это чтоб он не ездил туда-сюда, — пояснил он с улыбкой.
В этот момент послышался рокот дизеля, скрежет рычага передач, и наше помещение покачнулось. Трайлер тронулся с места и куда-то повез меня. Куда?
Блондинка улыбнулась.
— У нас мало времени, — сказала она деловым тоном. — Раздевайтесь. — Видимо, я так посмотрел на нес, что она нетерпеливо повторила. — Раздевайтесь, вам говорят. Нечего стесняться, голых мужчин я видела и до вас.
Стаскивая с себя фланелевую куртку, я увидел, что женщина достала откуда-то чемодан, открыла
— Наденьте это, — сказала она. — Но пока не надевайте рубашку.
Я снял тюремную одежду и с удовольствием надел чудное белье, носки. Один из мужчин спросил:
— Ну, как самочувствие на свободе, парень?
— Не знаю, пока я еще не очень уверен, что на свободе…
— На свободе, на свободе, — уверил он меня. — Можешь не сомневаться.
Я надел брюки, туфли. Все было мне впору.
— Как вы узнали мои размеры? — спросил я с удивлением.
— Мы о тебе знаем все, — сказал мужчина. — Кроме, может быть, одного.
— Чего же это?
Он зажег спичку, закурил и пустил струю дыма прямо мне в лицо.
— Где ты держишь свои денежки. Но ты ведь нам скажешь, не так ли?
— В свое время, — сказал я, застегивая молнию на брюках.
— Идите сюда, — скомандовала блондинка. Она вытащила стул и поставила его перед тазом, стоявшим на низкой полке. — Я буду мыть вам голову. Садитесь.
Я сел, и она, набрав в ладонь шампунь, стала тереть мне голову и скрести ногтями кожу под волосами. Затем, смыв пену, проделала все еще раз. Взяв меня за подбородок, она оценила свою работу.
— Подходяще. Теперь — брови.
Она занялась моими бровями и, когда кончила, дала мне зеркало.
— Ну как, нравится?
Я посмотрел на свое отражение. Мои волосы теперь были довольно светлыми. Это сильно изменило мой облик — даже Макинтош теперь вряд ли узнал бы меня. Я почувствовал легкие пальцы на своей щеке.
— Вам надо бриться два раза в день. А не то щетина вас выдаст. Побрейтесь прямо сейчас. Бритва — в вашем саквояже.
Я открыл саквояж и нашел там все, что нужно человеку, когда он в дороге. Была там и электробритва на батарейках. Пока я брился, женщина начала выкладывать на полку различные вещи.
— Ваше имя Раймонд Крукшнек, — сказала она. — Вот запонки с вашими инициалами.
— Мне что, придется быть джентльменом такого рода? — спросил я беззаботно.
Она не приняла шутки.
— Не острите, — сказала она холодно. — Те же инициалы вы найдете на саквояже. Все это ваша страховка, Риарден. Страховка против того, что вас поймают. Отнеситесь к этому серьезно.
— Извините, — сказал я.
— Вы бывали в Австралии, Риарден. Несколько лет тому назад вы были в чем-то замешаны в Сиднее, так что мы сделали вас австралийцем. Здесь никто особенно не разберется, какой у вас акцент — австралийский или южноафриканский, так что это сойдет. Вот ваш паспорт.
Я открыл паспорт и увидел на фото себя светловолосого.
Потом она протянула мне бумажник.
— Здесь
Я открыл бумажник и проинспектировал его содержимое. Все было просто потрясающе. Ребята из этой компании действовали эффективно и наверняка. Недаром Косси говорил, что им нужно время для подготовки. Там были членские карточки различных сиднейских клубов, два австралийских доллара вместе с английскими деньгами, австралийское водительское удостоверение и международные права, а также с десяток всяких карточек, сообщавших, где я жил, чем занимался и тому подобное. Выяснилось, что я управляющий какой-то фирмы, занимающейся импортом оргтехники. Все в самом деле было здорово.
Я вытащил потрепанную фотографию.
— А это что?
— Вы с женой и детьми, — спокойно ответила она.
Я присмотрелся к изображению в слабом свете лампочки на потолке и, Господи боже мой, — так оно и было.
Опять же светловолосый, я обнимал за талию какую-то брюнетку, а перед нами сидела пара детей. Прекрасный монтаж. Я положил фотографию в бумажник и нащупал там что-то еще. Сунув пальцы глубже, я выудил из кармашка использованный театральный билет, помеченный двумя месяцами ранее. Театр, естественно, был в Сиднее, а смотрел я пьесу «Скрипач на крыше».
Я положил билет обратно.
— Прелестно, — сказал я восхищенно. — Просто прелестно.
Я положил бумажник и стал надевать рубашку. Когда я застегивал запонки на манжетах, она сказала:
— Мистер Крукшнек, как я говорила, это все ваша страховка. А это наша. Ребята, давайте! — И тут же я оказался словно в тисках. Она вынула из-за спины руку со шприцем. Держа его перед глазами, она профессиональным жестом пустила фонтанчик жидкости, затем закатала еще не застегнутый рукав моей рубашки и, сказав: «Не взыщите» — вонзила иглу в мое предплечье.
Я был совершенно бессилен что-либо сделать. Я просто молча стоял, глядя, как ее лицо постепенно расплывается перед моими глазами. Потом оно исчезло, и я больше не видел и не чувствовал ничего.
2
Я проснулся с чувством, что спал очень долго. Не знаю почему, но мне казалось, что прошло лет сто с тех пор, как я был в моей камере. Разумеется, у меня не было ощущения нормального сна — я ведь уже привык спать под зажженной лампочкой.
И какую же головную боль я испытывал!
Против головной боли, когда у нее есть причина, я вообще не возражаю. Всякие удовольствия должны иметь последствия. Но я решительно возражаю против последствий без удовольствий! За последние восемнадцать месяцев я ни разу не выпил, и ощущать ни с того, ни с сего раскалывающуюся голову было ужасно.
Я лежал в постели со слипшимися глазами. Казалось, что вокруг моей головы обмотали раскаленный кусок железа и по нему то и дело бил молотом кузнец. Во рту было абсолютно сухо, чувствовался какой-то противный привкус.