Западня
Шрифт:
— Это я скажу вам позднее, — сказал он, подымаясь с места.
— Хорошо! — с сухой деловитостью согласился Корабельников. — Давайте условимся: связь будем держать через Тоню.
Он проводил Бирюкова до двери.
— Сейчас не до психологии, — сказал он, кладя руку на дверную скобу, — но, если доживем до спокойного часа, я расскажу вам, как Тоня невольно помогла мне разобраться в обстановке… Ну, идите!..
Когда через несколько минут Тоня зашла к нему с пачкой документов, Корабельников поднял на нее свои желтоватые, под тяжело набрякшими
— Мария Семеновна уволилась. Будешь моей секретаршей… Без разрешения не отлучайся.
Глава двенадцатая
Скорее бы кончился этот длинный день! Ему как будто не будет конца. Но то, что делается в порту, уже нельзя назвать даже неразберихой — это самый настоящий хаос. Где прославленные немецкие порядок и аккуратность? Бегут по улицам Одессы, по дорогам порта — скорее, скорее вверх по трапу, чтобы почувствовать под своими ногами твердь спасительной палубы. Но впереди — открытое море! И какие опасности еще ждут, известно лишь господу богу.
Сегодня восьмое апреля. Поток отходящих воинских частей нарастает. Уже все баржи, которые могут держаться на воде, взяты на буксир. Уже бросается на берегу груз, который несколько дней назад наверняка был бы запрятан в трюм. Каждый квадратный сантиметр на учете. Корабли снимаются с якоря, набитые людьми до отказа, как трамваи в часы «пик».
Тоня не могла найти и половины адресатов, которым следовало вручить пакеты с распоряжениями. Одни, улучив для себя выгодный момент, уже попрощались с Одессой, другие метались с одного места на другое, стараясь навести порядок, и застать их где-нибудь в определенном пункте не было никакой возможности.
Что ж, значит, уже недалек день, когда она предстанет перед Савицким!..
Теперь она встречается с радисткой рано утром и вечером, после работы. Если ее что-то задерживает, она оставляет донесение в «почтовом ящике». Для большего удобства ящик устроен в одном из подъездов в конце Пушкинской, под лестницей, где Тоня нашла незаметное для постороннего взгляда углубление.
Уже донеслись до нее первые значительные отзвуки ее работы — везде на причалах говорят о том, что два транспорта пущены ко дну советскими бомбардировщиками.
Вечернюю сводку нужно оставить в ящике до шести вечера — радистка уже высказала ей свое недовольство: добираться на десятую станцию пешком — не близкий и опасный путь, трамваи начали ходить с перебоями, много патрулей, документы проверяют.
Тоня свернула на дорожку, в сторону управления порта, как вдруг заметила между большими станинами каких-то ржавеющих машин сутуловатую фигуру Корабельникова. Странно! Он всегда избегал закоулков, где могли возникнуть опасные встречи, а на этот раз избрал не самый лучший для себя путь. Но что это? Он как будто прячется и в то же время непрерывно проглядывает все подходы к зданию. Ну, пусть. Она не будет вмешиваться в его дела, а обойдет стороной.
Наверно, в приемной уже шумят немецкие офицеры, ожидая, когда им укажут
Она свернула левее, устремилась к уже виднеющемуся входу в здание, как вдруг услышала за своей спиной быстрые шаги и приглушенный знакомый голос:
— Тоня!.. Остановись!.. Не смей туда ходить!
Она обернулась. Корабельников стоял в тени большого железного барабана от камнедробилки.
— Поди сюда!..
Тоня приблизилась, чувствуя, как в груди тяжелым грузом начала давить тревога. Главное заключалось не в том, чтобы казаться смелой, а в том, чтобы сохранить самообладание и в критической ситуации не совершить ошибки, которая может стать для нее роковой.
— Петр Петрович, я уже возвращаюсь!.. Вы знаете, что на причалах творится… Говорят, что Бауэр еще утром сел на корабль, а Вольф…
— Чего кричишь? Замолчи сейчас же! Иди поближе! — Его глаза, и без того запавшие, казалось, провалились еще глубже; руки все время находились в движении, словно он искал опору и никак не мог найти. — Тебе нельзя возвращаться в управление… За тобой пришли.
— Кто?
— Гестаповцы. Ждут уже целый час.
— Что случилось?
— Разве ты не знаешь? Вчера ночью на Тираспольском шоссе, в районе катакомб, разыгралось целое сражение. Много солдат убито. В городе начались аресты…
Тоня молчала.
Все понятно!.. Дауме выбрал удобный момент, чтобы разделаться с нею. Возможно, ему все же удалось выяснить, что Фолькенеца в катакомбах нет.
— Мне надо уходить из порта!
— Нет, это опасно. — Корабельников огляделся вокруг. — Тебе нельзя нигде показываться. — Он заглянул внутрь барабана. — Вот что, залезай сюда. Когда стемнеет, я за тобой приду и переведу в более удобное место… Ну, быстро! — строго прикрикнул он, и Тоня невольно подчинилась его приказу.
Внутри барабана тесно, больно врезаются в ноги острые, мелкие камни, но, прикрытая железной заслонкой, она почувствовала себя в безопасности.
— Пакеты возьмите! — крикнула она, когда он уже уходил.
Но Корабельников не вернулся. Тоня сложила пакеты вместе и положила на камни.
Что же дальше? Она летела, летела, и вдруг бац — охотник выстрелил, но с первого выстрела промахнулся… А пока не прозвучал второй, она скорее в кусты! Теперь все будет зависеть от охотника, сумеет ли он ее найти. Если сумеет, дело ее плохо.
А вообще-то говоря, Дауме разделался бы с ней гораздо раньше, если бы не поверил на какое-то время в ее сообщение, подкрепленное перестрелкой в момент ее бегства из катакомб. Но теперь ее окончательно решили убрать, ведь она может знать кое-кого из группы Короткова, а его людей наверняка оставят в Одессе как диверсантов, на длительное время. А кроме того, гестапо вообще не любит оставлять в живых неудобных свидетелей.