Западня
Шрифт:
— Я бы не сказал, что это лучший номер «Лондонской», — сказал Корабельников, — но могу ручаться за полную безопасность, если ты будешь вести себя разумно: не зажигать огня, не петь песни и не пытаться отсюда выйти. С сегодняшнего вечера порт усиленно охраняется… — Он вдруг приник к окошку. — Смотри-ка!..
Через его плечо Тоня увидела облако густого черного дыма, ползущего в сторону причалов.
— Снова горит нефтегавань! Да уж теперь они окружат порт со всех сторон!
— А «Мадонна» уже вышла в
— Да, вышла.
— А самоходные баржи?
— Уйдут ночью… С тремя тысячами солдат.
— Если к вам придет Бирюков, вы сможете его провести ко мне?
— Не знаю. Какая будет обстановка. — Он вынул из кармана револьвер и положил его на нары: — Оставляю. На тот случай, если со мной что-нибудь случится… Если завтра до двенадцати не приду, принимай решение сама.
За окном глухо залаяла собака. Под тяжелыми сапогами затрещали камни. Мужские голоса. Говорили по-немецки. Наконец все затихло.
— Патруль! — проговорил Корабельников. — Теперь они будут ходить до самого рассвета.
Он ушел и минут через десять вернулся с буханкой хлеба, термосом с горячим чаем и несколькими банками тушенки.
— Банку откроешь ножом, — сказал он. — Свет тебе не нужен… До утра!..
Он ушел.
Тоня взяла в руки револьвер и вынула обойму. Заряжен! Все патроны! Ну что ж, будем драться… Последний патрон для себя. А может быть, и для врага!..
Но как мучительно тянется время!..
Глава тринадцатая
Удивительно! Как только затихли шаги Корабельникова, ей показалось, что время сразу же со стремительного бега перешло на шаг… нет, стало ползти медленнее улитки. Час одиночества бесконечен, и можно сойти с ума от ожидания утра.
Крысы вели себя очень прилично. Правда, они повизгивали за стеной, что-то грызли, но ни одна из них не посмела заглянуть в ее закуток.
Она прилегла на жесткий брезент, от которого пахло табаком и потом, и накрылась пальто. Очевидно, время от времени в этом подвале находили убежище постояльцы, которым нужно было переждать опасные дни.
И вдруг она подумала о том, что, может быть, гестаповцы за ней пришли, чтобы отвести к Дауме. Возможно, в последний момент было решено принудительно вывезти ее из Одессы, как вывозят многих, кто еще может быть полезен.
Маловероятно! Скорее всего, для Дауме она не представляет никакого интереса. И если он все же о ней вспомнил, то для того, чтобы бросить ее в душегубку.
Можно прожить тысячу лет, но так и не научиться разбираться в людях. Каким презрением окружен Корабельников!
Если бы не постоянное ощущение нравственной поддержки, которую она получала от Федора Михайловича, от Егорова, от сознания, что за линией фронта существуют Савицкий и Корнев, сумела ли бы она выдержать все тяготы борьбы?..
Зинаида погибла не на морском берегу,
Подумав об этом, Тоня невольно улыбнулась. Конечно, у нее никогда не будет даже собственной дачи под Одессой; может быть, построит вместе с Егоровым небольшой курень на берегу лимана, и будет ее Генька ловить с баркаса рыбу.
Слово Р о д и н а всегда ей казалось немного высокопарным, пригодным скорее для речей, чем для негромкого сердечного разговора между близкими. Но сейчас, глядя в маленькое оконце, за которым где-то в вышине подрагивала светящаяся звездочка, она подумала, что сумела пройти через все испытания, ни разу не сорвавшись, и у нее так много друзей потому, что за всем этим большая цель — спасение Родины. Она связана со своей землей, со своим народом тысячью нитей, о существовании многих из них можно даже не подозревать, но они существуют и в нужный момент удержат в жизни, не дав свалиться в пропасть.
Корабельников! Разве это не та нить, которая оставалась невидимой, но существовала! Кто знает, что у него на душе, какая сложная и трудная судьба?.. Что бы о нем сказал Федор Михайлович?
«Мама!.. Как же можно было об этом не вспомнить? Вчера мне исполнилось двадцать один!» Тоня даже привскочила на нарах. Первый раз в жизни она забыла о своем дне рождения.
Что же она сделает, когда Одесса будет освобождена? Ну конечно, война еще не кончена, и у Савицкого найдутся для нее другие задания, но после того, как будет утвержден отчет о работе их группы, она попросит у Корнева и Савицкого рекомендации для вступления в партию.
Федор Михайлович был коммунистом, Бирюков тоже коммунист. А те, кто погибли в застенках гестапо и сигуранцы? И еще погибнут за эти дни! А Егоров и Дьяченко?! Их приняли в партию незадолго до того дня, когда они окончили разведшколу.
Она вновь и вновь пересматривала свою короткую жизнь. Ведь она еще ничего не сумела сделать. Все впереди, в еще не осуществленных свершениях!..
— Проснись! Проснись!
Очнувшись, она затуманенными глазами старалась разглядеть в сумеречном свете человека, будившего ее.
Рядом стоял Корабельников. На его неулыбчивом лице застыло пытливое выражение внимания.
— Ночь прошла спокойно?..
— Да, вполне. — Тоня чувствовала, как ломит кости, но об этих пустяках и говорить не следует. — Что нового?
— Много! Я выяснил, откуда они будут взрывать порт.
— Из парка?
— Нет. На Карантинном молу выкопан блиндаж, и в нем установлен рубильник. Будет взрывать лейтенант Крайнц. А потом будет догонять своих на моторном баркасе.
— Как же вы об этом узнали?