Западные земли
Шрифт:
Покровитель Дыхарей – Хумбаба, Бог Отвращения, что едет верхом на шепчущем южном ветре, чье лицо – масса гниющих потрохов, чье дыхание – благоухание смерти. Ни одно благовоние, ни одни духи не могут справиться с вонью Хумбабы. Он – божество всего, что выделяется и гниет, и,, следовательно, – Повелитель Будущего. А еще – Пазузу, Бог Лихорадок и Чумы… в его дыхании больницы и гангрена, плоть прокаженных, гноящиеся железы, черная рвота, холерный понос, вонь горелой пластмассы и гнилых апельсинов.
Он обучит Нефа тому, как скакать верхом на запахах.
– Встань вон там.
Дыхарь становится на расстоянии шести футов от
Ищущему бессмертия важно помнить, что ничего не стоит воспринимать слишком серьезно. Но при этом излишнее легкомыслие тоже может привести к фатальным последствиям… ну и что с того?
Мы покидаем «Золотое очко». Через черный ход… ступеньки уводят вниз… тысячи каменных ступенек, заваленных мусором, вниз, вниз, вниз и вдаль, словно пикирующий самолет. Поворот рычага – и ты скользишь по невидимой воздушной плоскости, теряя высоту. Именно так мы скользим вниз по лестнице. По обеим сторонам – колючий кустарник и кактусы… похоже на Гибралтар. Неужели мы – знаменитые гибралтарские мартышки, спускающиеся по склону скалы? Вниз, в бараки, где женщины стирают белье и сплетничают. Мальчишки на велосипедах. Британцами родились, британцами умрем – мертвые пальцы в дыму указывают на Гибралтар.
Лестница заканчивается маленькой бетонной площадкой на обочине автострады. По другую сторону автострады – другая точно такая же площадка, но добраться до нее невозможно. Больше вокруг ничего не видать. – Ощущение полной опустошенности… здесь нет ничего, совсем ничего.
Я сажусь на маленькую бетонную полочку, прислонившись спиной к поросшему травой склону холма. Я гляжу на травинки под моей щекой и протягиваю ноги на каменных ступеньках, ведущих к дороге. Передо мной автострада, но по ней никто никуда не «дет. Стоит ли двигаться дальше? Я оглядываюсь на вестницу. Небо темно от дождевых облаков. Похоже, что я жду здесь чего-то… застрял надолго.
Сел на поезд. Ночь, я вижу снаружи воду, мимо проплывают мерцающие огоньки, затем поросшие зеленью скалистые склоны, локомотив свистит покачивание потряхивание перестук тук-тук набираем скорость… Ратон-Пасс… обветшавший склад окна выбиты проносится мимо… раскачиваясь из стороны в сторону когда я иду по проходу в туалет… запахи застоялого табачного дыма, пара и железа и сажи и экскрементов, въевшихся в потрескавшиеся кожаные сиденья. Я не вижу моего отражения в зеркале на двери туалета… пустое зеркало… ту-тууууууууу… звук гудка тает вдали… Поезд мчится вдоль берега какой-то широкой реки или залива…
Посмотрите на эти их Западные Земли. На что они похожи? На дома и сады богачей. Неужели Бог не может предложить ничего другого? Что ж, говорю я, значит, настало время явиться новым Богам, которые не будут соблазнять нас столь жалкими подачками. О таких вещах даже думать опасно. И вообще
Мы можем создать свои собственные Западные Земли.
Нам известно, что существование Западных Земель обеспечивается кровью и энергией феллахов; вампирические мумии собирают их точно так же, как собирают воду в одно место, чтобы создать искусственный оазис. Подобный оазис существует до тех пор, пока есть вода и известна технология ее собирания. Однако существует и другой вид оазисов – самодостаточный, поддерживаемый усилиями самих его обитателей, не нуждающийся в постыдной вампирической подпитке.
Мы можем построить страну мечты.
– Но как сделать мечты осязаемыми?
– Никак. Именно в этом и заключается главная ошибка цивилизации мумий. Они пытались снабдить дух телом. Но дух, заключенный в тело, перестает быть духом. Наши мечты будут нематериальными.
Так что, разве не именно этим занимается искусство? Да и вообще все творческие профессии? Обретение бессмертия. Покуда существует расхлябанное, глупое так называемое «демократическое общество», призраки различных зануд, недостойных моего внимания, будут толпиться вокруг меня посреди учиненного ими безобразия.
Мы, поэты и писатели, мы – другие, мы – намного чище, мы живем в вечерних светлячках, в звуках паркового оркестра и в гудке далекого поезда, мы живем в служанке, чистящей вареное яйцо для выздоравливающего, который выздоровел давным-давно, мы живем в снеге на могиле Майкла, который падает с неба, мягкий и пушистый, словно ставя точку в судьбе всех живых и мертвых, мы живем в зеленом свете в конце тоннеля, в последнем и величайшем из всех снов человечества…
Мне наплевать на Христианского Бога. Когда Белый Бог пожаловал вместе с испанцами, индейцы принесли ему в дар фрукты, кукурузные лепешки и шоколад. Но Белый Христианский Бог взял и отрезал им руки. Может быть, он не несет ответственности за поступки христиан-конкистадоров? Нет, несет. Бог всегда несет ответственность за тех, кто ему поклоняется.
Что я делаю в Гибралтаре в компании моей мрачной Ба? Жду, разумеется. Что же еще можно делать в Гибралтаре? Ждать: парохода, банковского перевода, письма, когда сошьют костюм, когда починят машину, когда примет английский врач.
Первую ночь Холл проводит в отеле «Скала». Он выясняет, что не переносит английский колониальный туман, что комната маленькая и неуютная, что рабочие стучат по утрам, когда ему хочется спать. Он выписывается из отеля и находит на Мэйн-стрит комнату с окном, выходящим в вентиляционную шахту. Подниматься в комнату нужно по темной лестнице затем пройти мимо плохо освещенной конторки портье. Чем же таким странным воняет в этом месте? Это смесь запахов жареной картошки-фри и протухшей рыбы, матрасов, которых никогда не просушивали на солнце и постоянной тридцатиградусной жары. Он вспоминает, что тот же самый запах стоит в дешевых гостиницах Панама-Сити.