Западные земли
Шрифт:
Существует два постоянных приюта в окрестностях Нью-Йорка и еще один в Чикаго, который называется «Три-Хауз». Мы показываем в нашей передаче проделываемую ими работу, призываем направлять пожертвования и выслушиваем полезные предложения. Мы разыскиваем тех, кто неизвестен, кто не вознагражден по заслугам. Тех, кто остановился и помог. Тех, кто пригрел сирых. Джонсонов этого мира. Мы караем говнюков и вознаграждаем джонсонов.
Придите, пьяницы и наркоманы… придите, лишенные покоя извращенцы.
Примите свои пусть опоздавшие, но заслуженные лавры.
Кто бы вы ни были и что бы вы ни сотворили.
Набожные уроды, чистоплюи, милые люди, общественники,
Прочь ваши лапы от лавровых венков.
Это – знак Бессмертия, и он не для вас.
Луиза Боган 59 .
Дорога в Западные Земли – самая опасная дорога в мире, и вследствие этого прошедший ее бывает вознагражден больше всех. Само знание о существовании этой дороги нарушает заключенный с людьми завет: никому не позволено преодолеть боль, страх и смерть или хотя бы узнать о том, что священный завет с человечеством был заключен под угрозой наказания болью, страхом и смертью. Больше всего на свете они боятся, что их миллионнолетний обман будет однажды раскрыт.
59
Боган, Луиза (1897-1970) – американская поэтесса и литературный критик.
Проникнуть в Западные Земли означает навсегда оставить скрижали завета пылиться в нужнике человечества по соседству со старыми почтовыми каталогами.
Город Вагдас охватывает обширную территорию вокруг озера, постепенно переходя в пригороды и сельские окраины; Вагдас и прилегающие к нему центры предлагают широчайший выбор разнообразных стилей жизни. Неф часто путешествует наудачу, зачастую выбирая дорогу при помощи орла или решки.
Его постоянно сопровождает Неку – юноша ослепительной красоты – и Мекем, тело которого – словно оживший мрамор, а душа бесстрастна как у изваяния. Они приходят на перекресток, и Неф улавливает слабый запах сколопендры, похожий на запах горящих пряностей, принесенный жарким ветром, обжигающим кожу и скребущим легкие. Они возвращаются по собственным следам назад и поворачивают в другую сторону.
Ha закате они приходят в город, стоящий на берегу топкого озера. Обогнув угол, он ощущает кожей лица дуновение ветра с озера… чистый, чистый синий аромат. Эта часть Вагдаса застроена старыми домами из красного кирпича: дома окружены деревьями и садами, крыши их крыты черепицей, шифером и листовой медью. Лужайки тянутся до самого берега озера, подходят к пирсам.
Дом на Першинг-авеню отстоит далеко от мощеной улочки, его стены отполированы долгими столетиями. Неферти находит ключ. Поворачивает его в замке. Входит и тут же спотыкается о кучу игрушек, наваленных у порога… одно Рождество задругам, слой за слоем… на самом верху лежит винтовка калибра 30-30 и коробка патронов. Отвалившаяся лепнина хрустит под ногами, словно снег.
Он движется по направлению к столовой, где громоздятся грязные тарелки, заходит в кладовую и на кухню, прокладывая путь между кучами мусора. Он выходит на заднее крыльцо, выходящее на двор и садовую дорожку. Сад зарос сорняками, как джунгли. Фасад жилого дома, выходившего на Юклид-авеню, обвалился, окна выбиты, там давно никто не живет… от всего этого места разит запустением и заброшенностью.
Взяв винтовку в руки, он выходит через сад по потрескавшемуся бетону садовой дорожки и оказывается на улице, по которой никто не ходил уже двадцать или даже тридцать лет. За сорняками, вьюнком и маленькими деревцами тротуара уже почти не видно.
Что здесь стряслось? Ничего. Причины смерти не представляют ни малейшего интереса. Они так и не смогли стать
Сны необходимы тебе, это твоя биологическая потребность и это твой путь в космос – иначе говоря, твой путь к божественности. К. тому, чтобы стать одним из Лучезарных. Отсюда можно сделать вывод – Боги сами по себе являются биологической необходимостью. Они – неотъемлемая часть Человека.
Вспомните фараонов: они обладали Богоподобием. Они совершали деяния, требовавшие от них сверхчеловеческих силы и ловкости. Они умели читать в умах и сердцах людей и предсказывать будущее. Они становились Богами, а Бог время от времени обязан сурово карать преступников – отрубать руку вору или отрезать губы клятвопреступнику.
А теперь представьте себе какого-нибудь академического, гуманистического, шатко-католического интеллектуала в качестве Бога. Он же просто не сможет никому причинить ни малейшей боли. И что тогда произойдет в мире? Ровным счетом ничего. Не будет никаких ужасных катастроф. Даже старушка какая-нибудь – и та не сгорит при пожаре. Исчезнут ураганы, торнадо, противостояние, боль, распад. Исчезнет смерть. И тогда благопристойные атеисты, которые никогда не могли ни смириться с существованием Бога, ни взять самим его прерогативы, просто рассыплются в порошок, словно печенье, вымоченное в «Постуме» много лет тому назад… последний дрожащий «Овалтайн» 60 .
60
Горячий растворимый напиток на основе солодового экстракта.
«Профессор погиб в США в результате несчастного случая». Старая вырезка из «Хроники дня» за 1960 год, которая прождала все эти долгие годы, чтобы занять надлежащее место в паззле Большой Картины.
Он досылает патрон затвором и выбивает выстрелом пыльную витрину магазина… дзыннь!.. из дыры вырывается затхлый воздух с облаком пыли.
Никто живой не дышал им уже многие годы. Ни ветерка… опавшие листья лежат на земле, не шелохнувшись.
Он направляется на запад, выходит на Мэриленд-террас и идет по ней до Кингз Хайвей. Призрачный багаж, покрытый слоем пыли. Фасад отеля «Парк Плаза» ввалился внутрь, словно в здание попала бомба, а гостиничный холл заполнен опавшими листьями и грязью, сквозь которые растет трава и вьюнок. Бронзовая статуя мальчика позеленела от времени и заляпана птичьими экскрементами.
Он пересекает Кингз Хайвей и идет мимо больших домов из мрамора и красного кирпича, мимо пыльных теплиц с разбитыми стеклами: ветви растений выползают наружу из отверстий с зазубренными краями и стелются по грязному, потрескавшемуся стеклу. Нигде не видно ни одного скелета. Стекло выпадает из покосившейся рамы и разбивается… следом за ним еще одно… еще одно. А вот я вижу, как отваливается кусок штукатурки, доски гниют у меня на глазах. Лучше будет свалить отсюда, пока я еще состою из плоти и костей.
Бегом пересекает Линделл и оказывается в Форест-парке… прудик, куда он частенько забрасывал сеть и ловил мальков и лягушек, чтобы посадить их потом в ведро… дальше, вперед… в сторону Зоопарка и холмов.
Вот передо мной Сент-луисский зоопарк, заросший бурьяном, словно античные руины. С трудом удается различить тропинки, разрозненные заборные столбы то там, то тут; бассейн затянут водорослями, но вода в нем прозрачная. Заглянув в зеленый полумрак, можно различить скелет медведя, который слегка покачивается в такт колышимой ветерком поверхности воды, и при каждом покачивании от бассейна веет трупным душком.