Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика
Шрифт:
Открылась дверь, и передо мной предстал высокий статный генерал. Рядом с ним — Филиппов, Сосновский, Новиков и другие начальствующие лица.
— Здравствуйте, — поздоровался Никольский.
— Здравия желаю, товарищ генерал! — ответил я и всем телом ощутил отсутствие на плечах кителя. Я был в одной майке и пижамных штанах.
— С кем имею честь? Ваше звание?
— Инженер-лейтенант Вишневский. Отдыхаю после дежурства по объекту.
— Что это у вас такой тяжелый воздух?
— Белые грибы сушим, товарищ генерал.
Сушеные
Никольский прошелся по комнате, с любопытством посмотрел на наш растерзанный радиоприемник «Дорожный», почему-то заглянул за шкаф. Потом открыл дверку и сказал, обращаясь к Филиппову:
— Конечно, парадные фуражки лежат вместе с сапожными щетками. Койки не заправлены. Забыли армейскую жизнь. Ох, уж эти инженеры: няньку им надо!
Окинув взглядом стены и потолок, генерал вдруг наклонился и посмотрел под кровать:
— И как везде, — пустые бутылки. А ну-ка, товарищ начальник политотдела, достаньте-ка их сюда. Посмотрим, что пьют инженеры.
Напуганный Новиков, забыв про свой живот, кряхтя и обливаясь потом, полез под кровать и стал доставать бутылки из-под коньяка и плодово-ягодных вин.
— Пьют, я смотрю, у вас офицеры. И пьют всякую гадость. Это притом, что в гарнизоне — сухой закон. Балуете вы их, Борис Николаевич!
Филиппов стоял с тем мудрым выражением лица, которое с одной стороны вроде бы тяготится укором старшего по званию, но с другой — ощущает его отеческое расположение. Сосновский невозмутимо смотрел куда-то в окно. Один Новиков стоял красный, как рак, и в своих толстых очках удивительно смахивал на поэта Исаковского.
На меня никто никакого внимания не обращал. Меня как будто и не было в комнате. Я со своими пустыми бутылками был простой иллюстрацией к какому-то важному воспитательному действу, которое меня уже не касалось.
В тот же день Никольский провел встречу с офицерами объекта как главный инженер. Он рассказал, что наша техника продолжает совершенствоваться, повышает эффективность и неизменно находится в состоянии боевой готовности. В ближайшее время к нам поступят новые виды изделий, усовершенствованные блоки и модифицированные пульты проверок. Это будут новые конструкции, которые надо освоить, не снижая ни темпов, ни качества плановых работ.
Сообщение Никольского слушали без особого интереса. Говорил он об общеизвестных проблемах, разве что не употреблял выражений типа: «партия и правительство вручили в ваши руки грозное оружие» или «в ответ на происки империалистов мы готовы ответить».. Все ждали времени, когда можно будет задавать вопросы. Первым последовал, теперь уже почти традиционный, вопрос: «Зачем на сборке и хранении держать инженеров, когда с этой работой могут вполне справиться техники и такелажники?»
Главного инженера этот вопрос явно вывел из благодушного
— У вас совершенно неверное представление о нашей работе! Пусть это будет несложная работа, но когда ее выполняет инженер, то он подходит к ее выполнению творчески.
— Даже когда тягает цепи лебедок?
— Даже тогда! Пусть он просто тянет цепь, но он и в это время мысленно представляет себе все сложнейшие процессы, которые происходят в каждом из блоков в отдельности и в изделии — в целом!
Этот оригинальный пассаж генерала надолго стал темой для бесконечных шуток и подначек на работе. Неужели он сам в это верит? Впрочем — нет, так как дальше он заявил:
— Со временем мы будем брать на эти работы гражданских и лиц более низкой квалификации, а пока приходится работать вам. Мы не можем доверять эти работы кому попало. Вы бы не поверили, если бы я вам сообщил, сколько стоит одно изделие. Ведь только один литр заправочного масла стоит 10 тысяч рублей…
Касаясь вопроса о том, что многие инженеры состоят на должностях техников, ответил:
— В связи с новым развитием работ в нашей отрасли, у нас сейчас оказалось много людей сверх штата. Но все они нам будут нужны. В конце года нужно будет отчитываться, не знаю, как это мы будем делать. Так что придется немного потерпеть.
В общем, ничего утешительного нам главный инженер Управления не сказал. Наиболее обиженные собирались было вместе сходить к нему вечером в гостиницу для более приватной беседы, да так и не пошли.
Как бы в подтверждение слов Никольского вскоре на объект стала поступать новая техника. Это были более совершенные и более компактные узлы изделий, сопровождаемые новыми электрическими схемами и массой новых инструкций. Все это нужно было изучить, проверить на новых стендах и закрепить в множестве формуляров.
Старший офицер сборщиков капитан Кочетков был в тревоге. Один из старейших членов бригады, не имея высшего образования, занимал должность инженера и чувствовал себя при этом прекрасно. Не раз приходилось слышать его скрипучий голос: «На хрена мне вся эта ваша писанина, все эти приборы и инструкции? Вот потягаешь цепи, поработаешь ключом и отверткой — и будешь знать изделие».
Сейчас для него наступили черные дни. Надо было не только осваивать новые изделия, но и изучать ненавистные ему инструкции и, что самое страшное, разбираться в электрических схемах и линиях их стыковки.
К его обычному: «Клепинин, Мухлынин, Редькин» добавилось в последнее время — «Камин». Сережу бросили к Кочеткову в подмогу на сборочно-такелажные работы. Он этого бедного Камина загонял до того, что Сергей взорвался:
— В гробу я видел такую работу. Я, между прочим, инженер, а не такелажник!..
Владимир Иванович, как его уважительно величали ребята, обиделся и еще долго бухтел:
— Ишь какие ученые — руки бояться в смазке испачкать! Я всегда говорил, что от таких — один вред. Ну и иди к чертовой матери! И без тебя справимся…