Запах денег
Шрифт:
Натали не появлялась ровно сорок минут и пятьдесят пять секунд.
Я уже мысленно попрощался с божественной ныряльщицей. И — зря!
Она вынырнула в центре водоема и бойким кролем поплыла ко мне. Легко запрыгнула на парапет, совершенно не смущаясь своего восхитительного мыска внизу живота.
— Жаль, что ты со мной не поплыл. Вдвоем мы бы принесли больше, — сказала наяда и высыпала мне на колени горсть золотых монет. (А это были именно золотые монеты, я
Признаться вам, в последнее время дела мои не клеились. Работал, то сапожником, то водопроводчиком, то сторожил автостоянку. Какое чудесное преображение! Теперь не нужно думать о хлебе насущном!
— Да кто же ты, Натали?! — с искренним восторгом воскликнул я.
— Русалка.
— Но тогда, где же твой хвост?
Натали смущенно опустила русую голову:
— Я русалка-мутант. Без хвоста. Нравлюсь я тебе такая?
— Очень! — широко улыбнулся я, ссыпая полновесное злато себе за пазуху. — Только накинь сарафанчик-то. Чай, не лето!
— Русалки — хладнокровные, — не без потаенной горечи усмехнулась Натали. — Что нам…
В следующее воскресенье мы с Натали будем справлять трехлетие нашей совместной жизни.
Деревянная свадьба!
Я убедил женушку оставить Черкизовский рынок, ведь дно Патриарших буквально выстлано золотом.
Да! У нас родилась девочка! Нормальная, без хвоста! Мы ее назвали в честь меня — Ванессой.
Все к лучшему!
Я переквалифицировался в ювелиры. На дармовом золотишке моя карьера пошла резко вверх.
Мы купили за городом великолепный особняк в стиле ампир. Вокруг грибной лес, а сразу за домом небольшой, но глубокий, пруд.
Натали ныряла в него, золото пока не нашла, зато накоротке сошлась с местными русалками.
Все бы ничего, да только Натали страшно ревнует меня к ним.
Смешно! Женщин с рыбьим хвостом я на дух не переношу.
Хотя некоторые из них, по пояс, очень даже ничего, славненькие.
Капсула 8. ВОРОН
В день своего сорокалетия Петру Петровичу Шмакову не спалось.
Луна-сволочь в своей полновесной фазе даже через густой тюль заливала комнату слепящим светом.
“Ну вот, приехали! — метался Шмаков на водоналивном матрасе. — Дожился до седой бороды. Ни жены! Ни, соответственно, детей! Шестисотый мерседес, и тот барахлит. Продюсер шоу-бизнеса! Звучит громко! А на самом деле непостоянство, непредсказуемость, интриги коллег.
Шмаков выкинул с постели сильные, волосатые и довольно еще (на женский взгляд) привлекательные ноги:
— Нет, не могу! Нет сил оставаться дома!
Шмаков вывел из гаража автомобиль и на дикой
“Разобьюсь, значит, так тому и быть!” — гибельным восторгом ликовало сердце шоу-продюсера.
На третьем окружном кольце одна из радиальных дорог ответвлялась в сумрачный лес.
Шмаков неожиданно почувствовал сильную сонливость.
“Вот там и посплю”, - решил он.
Через пару километров проселочная дорога сузилась, асфальт прервался, машина запрыгала по ямам и колдобинам.
И вот мерседес уперся в какой-то огромный, замшелый камень.
Шмаков вышел из салона, размял плечи, ночной холодок тысячью иголок покалывал через диоровский пиджачок.
Луна выскочила из слюдяного облачка и ярко осветила камень.
На нем что-то было написано.
Шмаков надел золотые очки и наклонился к валуну, зашевелил губами:
“Потомственному гражданину Москвы, купцу первой гильдии Петру Петровичу Шмакову от безутешной вдовы Феклы Максимовны Шмаковой и пяти деток. Спи с миром, ненаглядный муж и отец”.
Мороз пробежал по спинному хребту полуночного туриста.
— Крра! — увесисто, горласто каркнул где-то в близлежащем осиновом лесу ворон.
— Ку-ку! Ку-ку! — с тупой методичностью закудахтала кукушка.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить? — пересохшим ртом спросил Петр Петрович.
Кукушка вдруг нагло заглохла.
— Вот те на! — опешил Шмаков, инстинктивно ринулся к спасительному мерседесу, дернул дверь, ее заклинило.
— Крра! Крра! — заорал чёртов ворон и, вылетев из кустов, опустился на плечо Шмакова.
— Пшол! Вон! — замахал руками охолодевший бизнесмен.
Ворон забил крыльями, выпустил острые когти и удержался на дрогнувшем теле Шмакова.
— Ну, здррравствуй, Петррр Петрррович! — французисто грассирую, произнесла птица.
У Шмакова закружилась голова, он прислонился спиной к родному мерседесу, обморочно сполз на мать сыру-землю.
Очнулся Петр Петрович ранним, удивительно солнечным утром.
Весело посвистывали синички.
Кисея тумана клочками плыла в можжевельнике.
Шмаков дернул дверь машины, она легко открылась.
В мерседесе было прохладно.
Петр Петрович завел двигатель, включил печку. Теплый воздух благодатно обдал его ноги.
Шмаков оглянулся — вороны след простыл.
Надпись на валуне еле различима.
“От безутешной вдовы и деток, — усмехнулся Петр Петрович. — Во дела!”
Машина, вывернув на третье кольцо, рванула птицей.
Дома, как только Шмаков вставил ключ в скважину замка, ему кто-то открыл.
На пороге горделиво стояла седоватая дама с высокой прической. Густые брови незнакомки гневно свелись: