Запах полыни. Повести, рассказы
Шрифт:
— И ты очень испугался? — посочувствовала Рабига.
— Я-то?! — возмутился Сатай. — Да мне хоть десять львов или тигров! Думаешь, побоюсь?..
Эта девчонка так и не поняла, из-за чего он не жалел коня. Он дернул вожжи и начал разворачивать гнедого, — загородив всю улицу.
— Сатай, подожди! Куда же ты?
— Ну, что еще? — буркнул Сатай, он хотел рассердиться, но из этого ничего не вышло.
— Вот, возьми, — она придержала портфель коленом, открыла его и вытащила книгу. — Учебник по алгебре. Мой самый любимый, — пояснила она, протягивая книгу.
—
— А я достану другой. Честно-честно! Возьми, иначе обижусь. Правда, обижусь, — настаивала Рабига.
— Интересно получается: любимый учебник по алгебре, и вдруг мне, — ухмыльнулся Сатай невольно. — Так и быть, давай!
Он сунул учебник за пазуху и долго пристраивал там, чтобы не помять в дороге.
— Значит, на следующий год мы учимся вместе? Уговор? Только смотри, не останься на второй год, тогда уж ничего не получится, — предупредила Рабига.
— Я сказал, значит, все, — заявил Сатай. — Так и знай: скорее наступит конец света, чем я останусь на второй год.
Рабига улыбалась и кивала одобрительно, значит, верила ему. Сатай тряхнул головой на прощанье, подмигнул по-приятельски и, повернувшись к гнедому, свистнул. Гнедой только и ждал этого, догадавшись, что уж теперь-то ничто не помешает ему вернуться в стойло.
Подъезжая к развилке, Сатай встретил двух всадников с охотничьими ружьями. Они ехали вдоль дороги за волчьим следом, и вид у них был суровый. Пороша перестала сыпать, и волчьи следы теперь четко обозначались на снегу.
Гнедой заметно утомился, и Сатай не стал его торопить, к тому же показалось кладбище, а там уж совсем близко до дома. Проезжая мимо могил, он вспомнил свои утренние мысли, разговор с Рабигой.
— Она права. Что это я, в самом деле, думаю о смерти? Будто нет ничего другого. А вокруг вон сколько всего. Думай себе на здоровье. И какое мне дело до мертвых, — проворчал он вслух.
Но тут же Сатай испугался: а вдруг там, за его спиной, поднялись все умершие и смотрят на него? А он, даже если обернется, все равно ничего не заметит. Потому что они невидимы, как те духи, о которых рассказывала бабушка. Но Сатай не хотел сдаваться и заспорил с собой.
— Все это выдумки! Невежество! Где это видано, чтобы в наш век водились духи? — возразил он громко. — Вот возьму и обернусь!
Сейчас же по его спине побежали мурашки, и он не решался повернуть голову, а когда отважился, кладбище осталось позади и по сторонам замелькали постройки аула.
У ворот его ждал отец, тепло одетый и подпоясанный старинным поясом с накладным серебром. Он прохаживался в нетерпении — туда-сюда, туда-сюда, — и лицо его было сердитым.
— До Тастюбе рукой подать, где же ты пропадал столько времени? — заворчал отец. — Ба, а гнедой-то! Ты что, воду на нем возил, а?
Сатай чинно вылез из саней, достал из-за пазухи учебник и показал отцу. Отец посмотрел на книгу и ничего не понял.
— Вот: раздобыл книгу. Очень нужная книга, — пояснил Сатай и, высоко подняв подбородок, пошел в дом походкой
СТУЖА
(пер. Г. Садовникова)
Этот страшный буран налетел ранним утром, словно норовил застать людей врасплох. Снежные смерчи закрутились между небом и землей в первобытном танце. Бешеный ветер запросто слизывал огромные сугробы, гнал их перед собой, засыпая закоулки. Буран гулял целые сутки и на другое утро притих. И тогда небо чуть-чуть прояснилось, над степью выглянуло солнце, тусклое, точно глаз, пораженный бельмом. Степью завладела лютая стужа.
Заведующий фермой выбрался из дому с рассветом. Едва он высунул наружу лицо, как щеки и нос обожгло холодом. Заведующий зябко поежился: с севера пронизывающе тянуло ледяным сквозняком. «Ну и стужа!» — озадаченно подумал он. И про себя отметил, что в такой мороз не то что дышать, думать и то нелегко. Дурела голова от стужи.
Заведующий отправился на скотный двор, обошел его, придирчиво проверил, хватит ли корма скотине на ближайшие дни, и оказалось, что корм уже на пределе и, если не пополнить запас вовремя, жди неприятностей. Пока он ходил по холоду, его тулуп задубел, поскрипывал при ходьбе, а сам он весь заиндевел, точно новогодний дед.
Со скотного двора он пошел к дому Данеша, а потом завернул в дом Кайрака и распорядился, чтобы Данеш и Кайрак собрали подводы и съездили за сеном на одно из далеких угодий, где стоял нетронутый стог. Работа предстояла нелегкая на стуже-то, да и трудна дорога. Он посоветовал взять с собой и лопаты. Снега выпало много, и, возможно, без лопат к стогу не пройдешь и не проедешь. Да и сам стог, поди, замело, так что тоже не обойтись без лопаты.
И Данеш, и Кайрак, отоспавшиеся за время, что хозяйничал буран, сытно поевшие перед дорогой, пришли на скотный двор почти одновременно и начали запрягать лошадей в сани.
Оба джигита были в отличном настроении, горячая кровь играла, бурлила в их жилах. Неизвестно, догадывалась ли об этом молодая цветущая доярка, но тем не менее она выскочила во двор в то самое время, когда молодые люди не знали, куда деть буйную силушку. Девушка выскочила во двор в одном ситцевом платье, помчалась между санями, и тут-то джигиты поймали ее за жаркие руки.
— Ага, попалась! А ну-ка, поедем с нами! — закричал Кайрак.
— Ой, я замерзла! Ну, пустите же! Ой, ой! — запищала девушка, упираясь полными крепкими ножками в хромовых сапогах.
Снег весело похрустывал под ее сапогами, и сразу было видно, что мороз для нее нипочем, что возмущалась она для вида. А румянец так и пылал на ее щеках. Черные глаза так и поблескивали. Похоже, ей хотелось подольше продлить забаву с бойкими молодцами.
— Ой, окоченела уже! — закричала она, смеясь.
— Поцелуешь — отпустим! — сказал Кайрак.
— Вот еще! Ишь, что придумали!
— Поцелуй нас по очереди, иначе прихватим с собой! — поддержал Данеш напарника.
— Так и быть, негодники!