Запах разума

Далин Макс Андреевич

Взаимоотношения, да. Обнимашки, "стать медом", любовь - да. Интимная близость - Калюжный гыгыкнул - да.

Чероди широко улыбнулся:

– Родичи?

Это слово мы уже знаем, оно слишком общее.

Обнимашки, секс, мед.

– Дзуг?
– возлюбленная пара? Любовники?

Это слово мы тоже уже знаем.

Калюжный помотал головой.

– Да нет же, елки!

Как Чероди не сойдет с ума от оборотов, вроде "да нет"! А Цвик каждый раз хохочет над "ёлками": мы с Денисом ему уже объяснили,

что ёлки - деревья. И впрямь - при чем тут деревья! А слово "эвфемизм" Цвик ни за что не поймёт - и земляне-то не понимают.

А объяснить лицин земную нецензурщину, кажется, нельзя. У них нет для этого ни подходящих слов, ни подходящих понятий. В самом начале нашего обучения Чероди заучивал с нами названия частей тела, весело - и абсолютно нейтрально. Ухо, палец, мочка носа, задница, щека, член - с одной и той же интонацией. Просто слова, вообще без особой эмоциональной окраски, без табу и сакрального трепета - Калюжный даже разочаровался.

– Так чего, - спросил он тогда, - если им сказать "твою мать!" - не поймут, что ли?

– Поймут, как "я тебе в отцы гожусь", - предположил я.
– В смысле, "мы родственники, милый".

Денис фыркнул, а Виктор усмехнулся:

– Ничё, салаги, я ещё проясню тут, какие у них есть выразительные слова для пендалей, - но, кажется, отложил выяснения на потом.

Какой-то намёк сакральность из всех названий органов и частей тела у лицин имела только "сумка", но это потому, что значения этого словца раскрывались широким веером: отсюда же - "мать", отсюда же - "детство", "родство", "отчий дом" и, кажется, "Родина".

Родная земля у лицин - ни в коем случае не Отечество, именно Родина. Материнский там корень, женский, сумка - то, откуда все мы вышли, в этом роде. От корня "отец" слов меньше, родство другого ранга. У слова "отец" очень любопытный запах: цветка растения, похожего на земной одуванчик. Подтекст, по смыслу - "семя, разносимое ветром". Смысл тоже, в общем, близок к сакральному, но связан будто с какими-то другими стихиями, не с землёй, я бы сказал, а с водой и воздухом. Наверное, есть и другие смыслы, но сходу их не поймаешь.

Между тем Чероди вытащил несколько своих кукол и принялся рассказывать сказку - медленно, ожидая, что мы станем переводить на ходу. Как я понял, это была простенькая, как "Репка", история для детей - но нам пришлось здорово повозиться.

– Ну, ясно - жила-была девочка, - начал Виктор.
– Типа, дома с папой, мамой и сестрёнками, да, пацаны?

– В жилище клана, - сказал я.
– То есть, у неё было множество сестёр и других родственниц. А её братья покинули клан. Так точнее.

– Всем заправляла эта бабка, ёлки, - вставил Калюжный.

– Матриарх, - поправил Денис.
– Они не говорят "бабка", тут очень уважительное слово.

– Но она же была злая, бляха!
– возразил Калюжный.
– Чероди,

скажи, она была злая?!

Чероди улыбнулся и покачал головой куклы-старухи.

– Не злая, - сказал я.
– "Дгун" - суровая, наверное. Или строгая. Но она любила - была мёдом - своих родственников. Если не понимаешь слова - нюхай запах или уж на кукол смотри.

– Точно, - подытожил Виктор.
– Старшая старуха в клане была строгая тётка, но всю родню любила. Давай дальше, Чероди.

– И тут пришёл парень, - сказал Диня.

– Нгин-длонг, - вставил Цвик.
– Длонг-ре?

Как же это перевести? Весной? Или - когда для этой девочки наступила весна? Чероки пояснил, сунув ручку куклы в сумку: когда девушка стала взрослой. В начале её весны - запах тут одинаковый, запах марта.

– Едем дальше, - определился Виктор.
– Этому шкету понравилась девочка.

– Ни фига!
– мотнул головой Калюжный.
– Она ему не просто понравилась, она - "дзуг-ли", у него встал, аж засветился.

– Он страстно влюбился, - перевёл я.
– А она "дзуг-лай", мы ещё не слышали такого оборота, но предположу: ответила на его страсть.

– Но матриарх... как это, ребята? Хен-кер... хен - нельзя, когда нельзя совсем. Так нельзя, что даже больно. Чероди даже не стал пахнуть "нельзя", только словом сказал - вы заметили?

– Точно, Динька. Просто - велела гнать его на фиг. Только - не врублюсь, за что.

– Чероди, вы не могли бы ещё раз показать, почему "хен-кер"?

– Чё за слово такое - "гдинз", ёлки?

– Сергей, "гдинз-кэлдзи" - это о наших милых хозяевах, а? "Гдинз-гронг" - аэронавты, помните, джентльмены? А "Гдинз-дзоран" - это Чероди; наверное, я могу предположить, что это тоже название профессии. Скажем, учитель. Я рассуждаю логично?

– То есть, у него была какая-то левая специализация, так что ли, Артик? В смысле, старуха решила, что он не работает, а фигнёй страдает? Или он криминалом каким-то занимался?

– Не, мужики, мы так не поймём. Этот кусок потом надо будет специально переводить, тут очень много незнакомых слов... Я, например, не понимаю, ни - чем парень занимался, ни - чем занималась родня девочки. Тут надо слов набрать... Но, в общем, матриарх не позволила парню остаться, и он... что? Заболел?

– Его сердце было разбито, Денис.

– Не смейся, Артик, я серьёзно!

– И я серьёзно. "Конг-де" - сердце, помнишь? По-моему, Чероди сказал: "его сердцу стало больно биться". Чероди, "о-гиз" - вот тут? Видишь, да - сердцу.

– А девка - плакала? Что это за слово?

– Нет, Сергей, девка - думала. "Цонд" - думать, плакать - "цзонд". Она, я полагаю, думала о том, как бы остаться со своим любимым, не смотря ни на что. И вот, когда настала ночь...

– Нет, пацанва, когда настало время уходить!