Запах счастья. Рассказы взрослого мальчика
Шрифт:
Наконец, «Водники», «Хлебниково», «Троицкое» и «Чиверёво»! Красная кирпичная часовня на берегу, прямо возле причала. Там склад. Вот матрос убрал трап, пароход отчалил и вышел на простор Пироговского водохранилища! Ночь.
Чуть светятся огоньки в Осташкове. Церкви не видно, но Петя знает, что она там. Мимо Бухты Радости, залива со старым кладбищем на мысу и старыми берёзами – Сорокино! По трапу, который придерживает матрос, на берег с папой за руку. По узенькой тропинке между домами вверх, а дальше привычной дорогой домой. Темно – хоть глаз выколи! Мимо «пятачка» (это где танцуют по выходным, такое вытоптанное место у огромного раскидистого дуба), мимо деревенской школы, направо в калитку, оставляя огромное
В 11 вечера папа тихонько слушает последние известия, а Петя лежит в смежной комнате и смотрит на скучно качающийся маятник старых часов, на икону Гурия, Самона и Авива в углу и не замечает, как засыпает под уверенный голос диктора: «…наш корреспондент передаёт из Темир-Тау…».
Утром папа уезжает с первым пароходом в 5 часов 40 минут, когда только-только рассветает. У папы ещё занятия в старших классах и потом экзамены. У мамы тоже. Так что Пете с бабушкой жить вдвоём целый месяц…
Утром, когда папы уже нет, Петя завтракает с бабушкой кашей, бутербродами и кофе. Бабушка презирает обычный кофе, называя его «брандахлыст», и заваривает себе отдельно: крепкий и с цикорием. Зачем цикорий и что это такое, Петя не знает, но и не спрашивает.
'I
Ох, если бы после завтрака бабушка отпускала гулять, играть с рыжим котом Васькой, гоняться вместе с ним за курами… Нет же! Надо садиться и писать дневник, а ещё хуже – читать дурацкую книжку Свирского «Рыжик». Тоска! Там какой-то Полфунта, циркачи, клоуны. И читает Петя плоховато, и бабушка сердится. Когда эта книжка кончится? Наверное, никогда.
Зато 31 мая чтение отменяется! И дневник отменяется! У бабушки день рождения. Она рассказывала Пете о цветке, который называется «бессмертник», и ещё о белом клевере «кашка».
И Петя представляет, что белый клевер, пахнущий так трогательно (он растёт везде-везде по опушкам), – как раз и есть бессмертник.
Вот, думает Петя, нарву много этих бессмертничков и подарю бабушке на день рождения. Может быть, ей понравится? Надо ещё нарисовать и написать поздравление. Что писать? Главное – без ошибок, а то бабушка рассердится.
Он сам мог бы сходить за цветочками, но бабушка его одного не пускала. Пришлось идти с ней и рвать клевер кашку при ней. Но уж рисунок Петя сделал втайне.
Он нарисовал «гидру» на воде с волнами и написал: «Миля баба Каня! С днём рождения!» Прочитав надпись, Петя похолодел: целых ДВЕ ошибки! Что будет!.. Но, к удивлению Пети, бабушка осталась очень довольна и всё повторяла: «Как ты хорошо написал: “Миля
Каня!”» Ну разве можно понять, когда хорошо, а когда плохо?!
Бабушку зовут Клавдия. Пете сказали звать её «Кланя», но у него никак не выговаривается буква «л» и получается: «Кваня». А тут Петя ещё пропустил букву! И что же? С тех пор, с того дня рождения имя «Каня» так и прилепилось к бабушке. Ух, эта буква «л»! Нельзя сказать «лодка», – выходит «водка»! Водку пьёт Иван Наза-рыч, а Марьстепанна его ругает, а то и бьёт…
Скоро приедет папа! И мама. Она сейчас пропалывает лук в Текстильщиках с учениками старших классов. Будем с папой ходить купаться по утрам и в лес. Баба Каня уедет в Москву. Будет
– Нет-нет, эта уже проходит, разъяснивает…
16 декабря 2013 г.
Видал-мендал-мендалевич-мендалюха
– Видал-мендал-мендалевич-мендалюха! – громко и весело приветствует дачников Яков Давыдыч. Он хорош: в кожаном пальто, в очках и с зонтиком! Что означают эти странные и такие смешные слова, Петя не знает, но главное – сразу становится весело и празднично.
Яков Давыдыч – врач, он приезжает из Москвы на выходные. И, когда он приезжает, сразу поднимается шум, как от ветра, и мама и тётя Галя накрывают стол на террасе. И выходит папа
в своей вечной красно-коричневой тюбетейке, и смеётся одними глазами, они такие тёмные, Петя потом узнал, что такие глаза называются карие. Хм… «карие»… как-то не очень, как у лошади. А папины глаза не «карие», а весёлые, и ещё у него усы, и щетина на щеке. Чтобы папа обратил внимание на Петю, вместо того чтобы бесконечно беседовать с Яков Давыдычем и Геннадием Антоновичем, Петя хватает его рукой за щетинистую щеку и поворачивает к себе. Папа даже не сердится, а смеётся и… продолжает беседовать со взрослыми. Ну и ладно. Петя смиряется с папиным невниманием, берёт бабочку на длинной палке с колёсами, которая машет железными крыльями, когда едет по дорожке, и идет гулять с Зоей во двор. Бабочка-то на самом деле Зоина, и Петя взял её без спроса. Зоя обижена: «Зачем ты взял мою бабочку?» – и её глаза, тоже карие, но большие, гораздо больше папиных, наливаются слезами. Петя на мгновение отвлекается от бабочкиных крыльев и глядит на Зоины глаза: «Ух ты, какие огромные!» – думает Петя.
– На, играй! – бросает он Зое и бежит на террасу, но почему-то видит перед собой не ступеньки, не белые тазы, выставленные сушиться на приступке, а Зоины чёрные кудрявые волосы и глаза.
В полдень, когда солнце жарит вовсю, все идут в лес, а через лес на шоссе. Но сначала проходят мимо сосны-лиры, так папа её называет, потому что он говорит, что её раздвоенный ствол похож на лиру. Петя знает, что такое лира, но играть на ней, наверное, скучно, так как совсем мало струн, не то что на рояле в Москве!
Зато на шоссе начинается самое интересное: Петя снимает сандалии и папа разрешает ему шлепать босыми ногами по асфальту! Вот это удовольствие! Какой нежный асфальт! Не то что дорожки в лесу с сосновыми иголками, по которым папа тоже велит бегать босиком. Машины ходят по шоссе редко, и можно вдоволь набегаться.
Папа снимает Петю и на шоссе, и возле сосны-лиры. У папы аппарат «Кодак», такой смешной: он выдвигается вперёд, и всё в нём вверх ногами! А плёнку в него можно заправлять на свету, потому что сначала идёт такая красная бумага, на которой в конце нарисован палец, и когда видишь этот палец, то надо аппарат закрывать, чтобы не засветить пленку.
Вечером сыновья тёти Сони зовут Петю в шалаш. Они его сами построили. Надо залезать в узкое отверстие, и это страшно, но Юра смеётся, и Петя лезет, хотя без всякого удовольствия. Тётя Соня снимает в соседнем доме с бабой Верой, дядей Жоржем и тремя сыновьями. Тётя Соня всё время посмеивается, баба Вера очень старенькая и мудрая (так все говорят), зато дядя Жорж – он великий человек: он делал кремлёвские звезды, красные, которые ночью горят!
В понедельник все уезжают: папа с выцветшим зелёным рюкзаком за плечами и с Яков Давыдычем, дядя Жорж ковыляет с палочкой по тропинке… Остаются мама, тётя Галя, Петя и Зоя. Делается так тихо, что слышен перестук колёс поездов на железной дороге и далёкие, грустные гудки паровозов.