Запах страха. Коллекция ужаса
Шрифт:
Однако над головой у него висела сложенная кольцами красная цепь стоп-крана. Ричард крепко взялся за один виток. Грохот колес перекрыл истошный оглушительный свист локомотива. Холодная цепь впилась в руку. Нужно было надеть перчатки.
Прижимаясь спиной к вагону, он подергал одной рукой цепь, проверил, выдержит ли она вес его тела, и увидел в нескольких сотнях футов под собой блеск темных вод озера Лох-Гаэр. Там, внизу, пребывали озлобленные души тех, кого пустил на обед Джок Мак-Гаэр, утопленных инвердитских ведьм и буйных жертв трагедии тридцать первого года. Все они наверняка
Хрупкий с виду мост, напомнил он себе, на самом деле являлся прочным сооружением, построенным для того, чтобы заменить обрушившуюся конструкцию.
Металлические балки мелькали мимо него все быстрее и быстрее. Пробираясь по вагону, Ричард помогал себе ружьем, но его ствол случайно угодил в балки. Ружье вырвало у него из руки, согнуло буквой и, и оно полетело в озеро. Миссис Свит специально просила Арнольда проследить за ее арсеналом, так что теперь в ближайшие день-два в управление железной дороги поступит жалоба. Конечно, если эти день-два наступят.
Когда освободились обе руки, стало проще передвигаться от витка к витку. Он подумал: что он, безоружный, сможет противопоставить геккону при встрече? Хороший удар в нос вряд ли поможет.
Дверь захлопнулась за ним с металлическим лязгом. Из окна высунулись Гарри и миссис Никлс, на взволнованных лицах — вера в успех.
Ему приходилось бороться с яростным ветром, неумолимой силой тяжести, плевками горячего пара и собственной неуклюжестью. Он знал, что до него этот путь уже проделало существо, сходное обликом с маленькой девочкой. Хотя, кто знает, возможно, геккон мог держаться на стенке вагона, как настоящая ящерица.
Восемь футов. Трудные восемь футов. Полы сюртука били по бедрам. Рук он не чувствовал, но из разодранных ладоней капала кровь. Он потянулся за очередным витком, последним, и кулак его сомкнулся на пустоте. Ему пришлось заставить себя разжать ладонь и посмотреть вверх, где он цеплялся потерявшими чувствительность, а возможно, и сломанными пальцами второй руки за цепь. Видеть свою руку он видел, но не чувствовал ее совершенно. Отпускать надежную опору не хотелось, но если этого не сделать, дальше продвинуться не удастся. Он протянул ногу, едва-едва достав до поручня. Подошва ботинка скользнула по потускневшей бронзе. Отворот на брючине был пропитан его собственной кровью. Помолившись высшим силам, он отпустил надежную цепь, перенес весь вес на ненадежный поручень и крутанулся в сторону трапа.
Получилось. Ноги его оказались на похожей на веранду площадке в самом конце вагона. Его затрясло от страха, слабости и облегчения. Крукам, к сожалению, тоже начала возвращаться чувствительность.
Между вагонами и локомотивом находилось большое тяжелое сцепление. Черное железо в густом слое копоти и смазки. На сцеплении на четвереньках сидел геккон. Только по косичкам и измазанной пижаме можно было определить, что это Ванесса. Это был мерзкий гоблин, усевшийся на поганку, гремлин, разбирающий мотор самолета в полете, инкуб из «Кошмара» Иоганна Фюссли, оседлавший спящую деву.
Короткими пальцами черных рук оно копалось
Геккон поднял голову с круглыми глазами, с ноздрями, похожими на две узких прорези, и зашипел на Ричарда.
Налетели клубы пара, окружив их обоих обжигающим туманом. Снова раздался свисток.
В угольном тендере, уже почти опустевшем, катались два тела: машинист и кочегар. Они были сплошь покрыты черной копотью, только краснели разорванные горла. В открытой кабине не было никого.
Ричард стряхнул капли горячей влаги с лица, которое уже горело огнем. Наверное, он сейчас был красным как рак.
Он схватил геккона за плечи, вернее, за пижаму Ванессы, и рванул. Геккон впился зубами в его запястье.
Все пошло не так, как хотелось чудовищу. В 1931 году оно уже отцепило вагоны на этой части моста. Но на этот раз в его распоряжении были руки маленькой девочки, а не двух опытных мужчин. Геккон мог наделять своего хозяина силой, заставлять не чувствовать боль, искажать лица… но он не мог увеличить размах рук или заставить маленькие пальцы обхватывать большие зацепы.
Геккон попытался завладеть Ричардом, но тот отбил атаку.
Больше половины моста уже осталось позади.
— Здесь тебе нет места, — сказал Ричард твари. — Тебе нигде не будет места. Лучше уходи!
Ванесса вдруг обмякла, маленькие руки отпустили зацеп. Ричард поднял ее к себе и прижал лицом к груди.
— Не могу дышать, — произнесла Ванесса своим собственным голосом.
Слишком просто.
В тендере два тела сели и поползли к Ричарду и Ванессе. Геккон нашел руки опытных железнодорожников. Вот когда пригодился бы дробовик. Он сомневался, что мог бы выстрелить в Ванессу, хоть и разбил тарелку о ее лицо, но пристрелить двух мертвецов он сумел бы без малейших угрызений совести.
Геккон без труда управлял одновременно обоими трупами, и это означало, что и в Ванессе могла еще оставаться какая-то его часть. Он вывелся в кабине этого локомотива и здесь был сильнее всего.
Рядом с головой Ричарда в стенку вагона ударился и разлетелся на части кусок угля, брошенный кочегаром. Машинист уже спускался из тендера к платформе у сцепления. Там находился рычаг с уже снятыми предохранителями.
Мост может не обрушиться, но на такой скорости и при таком наклоне отсоединенные вагоны сложатся гармошкой, слетят с рельсов, пробьют балки моста и упадут в озеро.
Небо уже наполнилось рассветом.
Прижимая к себе Ванессу, он почувствовал что-то в кармашке ее пижамы. Переложив ее себе на левое плечо, он правой рукой достал «марш-коды».
Ричард поднял целлулоидный пакетик, подержал его на ветру и отпустил. Тот полетел через озеро в сторону Инвердита. Одна из самых охраняемых военных тайн была отдана на волю ветра.
— Нужно было выучить «марш-коды» на память, — сказал он чудовищу.
Трупы — марионетки геккона запрокинули головы и завыли, как свисток поезда. Потом зазвучал сам свисток. Геккон завладел не только машинистом и кочегаром. Он проник в само железо локомотива, в медь отделки и в скрытую под копотью пурпурную краску. В топке горела его ярость. Его досада вылетала клубящимся паром. Его голод пожирал рельсы.