Запасной инстинкт
Шрифт:
В один момент из головы сержанта полиции Шумерова испарились запах духов, аромат помады и мысли о симпатичной девушке. Изнутри долбил в уши и рвался наружу только один вопрос.
Сколько?
Сколько ему, сержанту Шумерову, может дать денег человек, указанный в документе, за то, что он передаст ему этот листок?
Судя по фамилии и содержанию бумажки, сержант Шумеров сможет получить очень много. Хватит на то, чтобы обедать и танцевать эту Бородулину, пока та ему не надоест.
Сержант взял в руку листок
Вот она, копия, еще теплая, пахнущая денежными знаками и, определенно, тюремным сроком.
Дело в сейф, ключ в скважину, второй на место, в шкаф, на гвоздь.
Копия еще не остыла и приятно грела тело под рубашкой.
— Откуда я знаю, сколько мне нужно? — удивился Никитин, исключив в вопросе излишнюю эмоциональность.
Он стоял в кабинете начальника ГУВД, перед его хозяином. Саша знал, что придет срок, и этот момент настанет. От таких бесед не менялось ровным счетом ничего. Начальник не предлагал и не советовал. Он задавал риторические вопросы и требовал дать на них четко сформулированные ответы.
— Вы отвечаете как постовой полицейский! — Начальник ГУВД Смыслов бросил очки на стол. — А меня Москва долбит, как участкового Анискина, — когда, когда, когда? Мне что, тоже так отвечать: «Откуда я знаю»?!
— Товарищ генерал-майор, Москве станет легче, если я скажу — месяц?
— Месяц?!
— Я только предположение высказал.
— Ты знаешь, куда пойдешь работать со своими предположениями?! Опером в райотдел!
Спор с генералом ГУВД приравнивался к рубке топором бронзового памятника. Поэтому Никитин лишь молчал и рассматривал узор ковра под своими ногами, когда начальник отправлял его на новые должности.
По его подсчетам, процесс распятия должен был закончиться через несколько секунд вопросом: «Когда я увижу реальные результаты?»
«Полагаю, что на следующей неделе доложу вам о результатах».
Более неопределенный ответ придумать было практически невозможно, но Смыслов успокаивался и поднимал со стола очки, брошенные на него в начале разговора.
Однако окончание этой беседы сложилось несколько иначе.
После заключительной фразы Александра Смыслов вдруг опять снял очки, поморщился как от зубной боли и все-таки посоветовал:
— Брось ты эти версии с причастием воров в законе к такого рода преступлениям.
Никитин опешил.
— Не понял.
— Все ты понял. Оставь в покое воров. Ты не того уровня. Ищи настоящего убийцу. Каждый день будешь докладывать мне лично. Понял? — Смыслов зло посмотрел на Никитина. — Иди.
— Есть. — В дверях Александр обернулся и спросил: — Виктор Степанович, а с чего вы взяли, что в деле каким-то образом звучало имя хоть одного вора? Я никаких бумаг не писал, с делом знакомился, там ничего нет про законников. Я что-то не пойму…
— Не
Саша в полном недоумении прошел весь коридор третьего этажа.
«Никто из моих проболтаться не мог. Исключено. Марченко? Глупость несусветная! Старик не из продажных. Если он кого и считает полным деградантом, так это Смыслова. Нет! Бородулина? Черт!.. Может быть. Девчонка неопытная, ей и сознательную гадость делать не нужно, просто позвонит какой-нибудь Смыслов, она в разговоре и вылепит чудо-залепуху. Не корысти ради, а пользы для. Вечер перестает быть томным».
Глава 12
Черников уже неплохо ориентировался в обстановке. Он достал из буфета рюмки, поставил на прикроватный столик, с хрустом свинтил пробку с бутылки азербайджанского коньяка и разлил. Как обычно, себе на палец, старику — полную. Рюмки были тридцатиграммовые, поэтому Черников не чувствовал угрызения совести по поводу того, что он спаивал пожилого человека. Этот тип пил, не пьянея. При этом он еще и укорял Черникова в скупости.
— Что-то, Серега, ты не слишком меня жалуешь в последние дни, — жаловался Муромов. — Начал с «Арарата», а заканчиваешь каким-то мерзким пойлом.
— Да ладно вам! — возмутился оперативник. — Я себе такое пойло на день рождения не позволяю.
— Ты бы вместо этой конины бутылочку белой прихватил. А, Серега?
— Не пойду никуда! — запротестовал Черников. — Поговорим, там видно будет. Я, между прочим, при исполнении.
— Ну, с богом!.. — Ветеран научной деятельности опрокинул содержимое рюмки в рот и дернул кадыком. — Подай-ка лимончик.
Черников с яростью выплеснул коньяк в рот, пожевал лимон и, судорожно корчась от кислоты, положил на кровать алмаз.
— Дед, что это за камень?
— Где ты его взял?
— Еще налить?
— Давай.
Не желая больше глядеть на вертикальные движения усохшего кадыка, Черников отвернулся, подождал и повторил вопрос.
— Не могу сказать точно. Тут нужен специалист с чемоданом своих причиндалов. Но в свете последних наших разговоров смею предположить, что это один из камней моего деда.
— То есть точно сказать не можешь?
— Как я могу сказать точно, если ни разу в жизни не видел бриллиантов?
«Никитин прав. Дальнейшая работа со стариком — бессмыслица», — решил Черников, а потом спросил:
— И все-таки за что вас хотели убить?
— Я устал, — вдруг заявил осовевший Муромов. — Мне нужно отдохнуть перед написанием очередной главы своей монографии.
Сергей встал. Он не хотел выказывать ненависть, светящуюся в глазах, поэтому подошел к балкону, с которого еще недавно свисал, как окорок на складе, убийца-недоучка.
— Ну, ладно. Их бин пошел домой.
— Простите? — не понял Муромов.