Запасной инстинкт

Майоров Сергей

— Накопал что? — поинтересовался Мишка, наливая кофе.

Черников рассказал о только что случившемся разговоре.

— И сколько ты уже этого добра выпил сегодня? — спросил он, приближаясь к чайнику со своей кружкой.

— С вами запьешь! — выдавил Саморуков. — Я не верю во все это. Скорее прав Никитин. Как бы не выяснилось, что Саша в восемьдесят четвертом своими оперскими способностями карьеру кое-кому чуть не испортил.

— Нужно что-то

делать. Я попросил у Устинцева двадцать четыре часа. Осталось двадцать три.

— Бред!

— Бред! — воскликнул Саморуков, усаживаясь за стол. — Ты только при Саше веди себя раскованно.

— Нам нужно поговорить с ним.

— Послушай, он же дал приметы убийцы: брови белесые, бесцветные, губы тонкие, подбородок острый, верхняя губа чуть выдается над нижней. Почему мы не должны ему доверять?

Черников вздохнул и некоторое время сидел как приговоренный к смерти. Потом Саморуков вдруг стал замечать в нем странные превращения. Сергей поднял голову, глаза его блестели как хрусталь.

— Саморуков!..

— Что?

— Повтори описание.

— Брови белесые, бесцветные, губы тонкие, подбородок острый, верхняя губа чуть выдается над нижней. Продолжать?

— Саморуков, ты чье описание сейчас выдал?

— То, которое предлагает Никитин! У тебя провалы в памяти?

Саморуков сел. Кофе выплеснулся из его кружки и залил какой-то документ на столе.

— Вот так начнешь переворачивать истории тридцатилетней давности и встречаешь в них знакомых тебе людей, — хрипло пробормотал Сергей. — Никитин описал сам себя.

— Значит…

— Значит, Никитин считает, что в смерти девочки повинен он. Мог остаться у нее, но ушел. Всю жизнь он ищет убийцу, ориентируясь на собственные приметы.

— Верно, — подтвердил Саморуков. — Но есть еще одно «значит».

Черников почесал подбородок и покачал головой.

— Вот почему Устинцев дал мне сутки. Завтра он сам сообщит Смыслову, что отделом по раскрытию тяжких преступлений ГУВД Слянска руководит нездоровый человек.

Эпилог

Черников, Саморуков и Стариков сидели на лавочке, укрытые зарослями сирени. Сквозь них было хорошо видно, как к мужчине в черной рубашке, склонившему голову, выражавшему почти собачью преданность, подходил доктор Шостак. Пустырь за центральной психиатрической лечебницей был идеальным местом для встречи. Окруженный

лесом с одной стороны и зарослями сирени с другой, он словно представлял собой сцену, на которую вышли участники этой истории.

Телефоны оперов были отключены. Они знали, что Никитин потерял их и сейчас ищет. Любой звук был опасен. Даже вибрация мобильника в кармане кого-то из оперативников ставила под угрозу срыва встречу Шостака и Макеева, и без того осторожных.

— Как ты догадался, что они встретятся здесь? — тихо спросил Стариков.

— Я этого не знал, — прошептал в ответ Черников. — Сорок минут назад мне на сотовый позвонил один из докторов и сообщил, что на пустыре был замечен Шостак. Кто бы мог подумать, что сюда же явится и Макеев?!

— Он бы не явился, — пробормотал Саморуков. — Если бы знал, что сейчас произойдет.

— Как бы он ни опасался за свою жизнь, доктор для него все равно хозяин.

— Но им необходимо было заранее договориться о встрече.

— Вовсе не обязательно, — сказал Черников. — Пустырь за больницей — лучшее место для обитания Макеева. Сюда никто не приходит. Его нужно было сразу здесь искать. А Шостак понял это раньше нас.

Некоторое время они наблюдали за тем, как врач и пациент разговаривали.

— Он не убьет его сразу, — заметил Черников. — Шостаку нужна информация. Понятно, что из Макеева много не выжать, но хоть что-то.

— Я хочу вас спросить.

Услышав это, Черников и Саморуков посмотрели на Старикова.

— Через двадцать часов Смыслову позвонит Устинцев из Арманска. Если мы сейчас задержим Шостака и Макеева, то это станет подтверждением его слов. Потому что Никитин и тогда будет стоять на том, что убийца — тип в сером плаще. Если же мы их сейчас не возьмем… Что будем делать?

Опера помолчали. Черников медленно, словно нехотя, вытянул из кобуры пистолет.

— Шостак вооружен.

— Значит, берем? — уточнил Стариков. — Этим мы подписываем Саше приговор. Его тут же отправят на аттестационную комиссию.

— А потом и на медицинскую, — добавил Саморуков. — Повод найдут. А психолог будет очень пристрастен.

— Разве мы можем позволить Шостаку и Макееву уйти, что бы ни стояло на кону? — спросил Черников.

Решение нужно было принимать сейчас. По движениям Шостака было понятно, что он получил все, что хотел, и теперь думал, как сделать то, ради чего встреча и планировалась.

Опера передернули затворы и бросились сквозь заросли сирени.