Запасной выход
Шрифт:
– Это все случилось потому, что мой жених мечтал о карьере музыканта. Только я думала, что это так… Детские надежды… Он из них не вырос, вот и все. Откуда же я знала, что он решится все перевернуть? Ушел, бросил меня, связался с этим продюсером, а у того репутация… – Я махнула рукой: – Все это уже не мечты, все это настоящее. И чем дальше, тем хуже. Не знаю, почему все это происходит… Ведь могло же ему повезти чуть-чуть больше? Другой продюсер, например. Никаких приключений… Если ему хотелось петь, неужели обязательно совершать убийство?! Во
Я не заметила, как увлеклась и заговорила, ничего не скрывая. Как мне было это нужно! Ведь я никому не могла рассказать, что у меня на душе. Даже Елене Викторовне, хотя та была в курсе всех дел. Разве я могла пожаловаться ей на то, что потеряла Женю? Напротив, я старалась делать вид, что эта потеря мне нипочем. Что я хочу только знать правду о смерти Ивана.
В конце концов, до меня дошло, что я откровенничаю с совершенно незнакомым человеком, и я осеклась. Павел меня подбодрил:
– Ну что ж ты? Я ведь слушаю.
– Да нечего больше рассказывать, – ответила я. – Он сильно изменился. Раньше жил, как все люди… Работал в музыкальном магазине, мы с ним ходили на концерты, в кино, собирали пластинки… Мне казалось, что он счастлив.
Павел иронично кивнул, и я быстро поправилась:
– Нет, скорее, почти счастлив, потому что мечтал-то он о другом! Он жил какой-то тайной жизнью, про себя, чтобы не впасть в депрессию… Воображал себя знаменитым музыкантом! Это была игра, вы понимаете? Игра!
Он мягко сказал, что понимает.
– Понимаете? – не выдержала я. – Не думаю, что понимаете! Ради игры не убивают! А с тех самых пор, как эта его запасная жизнь стала основной… Начался такой ужас! Ну это как если бы вам заколотили парадную дверь и заставили ходить только по черной лестнице, по которой вы прежде только мусор выносили!
Павел всплеснул руками:
– Слушай, хорошее сравнение! Можно, я его использую?
– Где? – удивилась я.
– В статье какой-нибудь.
– А вы что, журналист?
Так выяснилось, что мы почти коллеги. Почти. Потому что меня никак нельзя было назвать профессионалкой. А он работал сразу в нескольких изданиях. Павел заметил:
– Надо же, свои люди везде, даже на черной лестнице. Тебе еще на работу сегодня?
Я обреченно кивнула:
– Письма читать…
– А дома этого нельзя делать?
– Я новенькая, за мной там следят.
Он вздохнул и посмотрел на часы:
– Ладно. Тогда сделаем так. Ты ложись и спи, если сможешь уснуть. А в девять… Поздно? В полдевятого я тебя разбужу, выпьешь кофе и поедешь. Подвезти тебя не смогу, уж ты прости. Машина есть, но она не на ходу. – И, помолчав, он добавил:
– И вряд ли когда-нибудь будет на ходу.
Павел вышел и плотно закрыл за собой дверь. Я еще немного посидела на краю дивана. Чувствовала себя ужасно – глаза опухли так, что свет лампы был просто невыносим. Я ее наклонила как можно ниже, сняла куртку, бросила ее на стул, разулась и легла на диван. Накрылась
Я закрыла глаза и неожиданно для себя всхлипнула. Но это было уже в последний раз. Говорят, чистая совесть – лучшее снотворное. Неправда. Побегайте ночь напролет по холодной лестнице, поворочайте тяжелые мешки, поплачьте, и вам не понадобится даже чистая совесть. Уснете и без нее.
Часа полтора-два я проспала на лестнице, минут сорок – перед приездом милиции… И около двух часов – теперь. Одна моя институтская подруга рассказывала, что спит только так, урывками. При этом великолепно себя чувствует и в период бодрствования успевает переделать кучу дел. На нее такой сон действовал превосходно. На меня – убийственно. Казалось, все силы ушли на то, чтобы открыть глаза. Ни на что другое меня уже не хватило.
Павел убрал руку с моего плеча:
– Ну и сон, завидую. Уже десять. Не смог тебя разбудить в полдевятого, просто жалко стало. Ничего страшного, между праздниками никто на работу во-время не ходит. Опоздаешь разок.
– Ох…
Я попыталась сесть, но снова обняла подушку. Это было ужасно, но встать я просто не смогла. Голова болела, в спине поселилась острая боль. Все признаки гриппа. Мне ли не знать!
– Кофе выпьешь? – спросил он. – Кстати, я сбегал в магазин, есть колбаса, сыр… Да что с тобой? Ты на работу вообще собираешься?
Мне было очень стыдно, что я так размякла. Но сделать с собой ничего не могла. Есть не хотелось, при мысли о кофе я почувствовала тошноту. Ничего не хотелось. Только лежать тут долго-долго, накрывшись с головой пледом. А лучше двумя-тремя… Потому что меня бил озноб.
Павел осторожно наклонился, разглядывая мое лицо. Я шепнула:
– Кажется, я простудилась.
Он потрогал мой лоб. Рука была очень приятная, прохладная. Я хотела назвать ему свой адрес, сказать, что деньги на такси у меня есть, нужно только вы-звать машину… Но он заговорил первым:
– Дай-ка мне свой рабочий телефон. Я позвоню и договорюсь за тебя.
Я слабо отмахнулась:
– Меня уволят…
– Много тебе платят? – поинтересовался Павел. И, услышав, что я этого пока не знаю, пожал плечами: – Ну так что ты заранее расстраиваешься? Уволят, тебе же лучше. Давай телефон.
Я порылась в сумке, стоявшей у дивана, и протянула ему записную книжку. Павел нашел по моим указаниям нужную страницу и присел к телефону. Пока он набирал номер, я смотрела на его спину и думала, что это очень хорошая спина. Клетчатая, широкая, надежная. Потом подумала о своей наглости. В самом деле, нужно умудриться – принципиально избегать посторонней помощи, столько мучиться, деликатничать где нужно и не нужно… И в конце концов сесть на шею незнакомому человеку, заставить его даже объясняться с Валерией Львовной!