Запасной выход

Малышева Анна Витальевна

Но ее, к счастью, на рабочем месте не оказалось. Она сама опаздывала. Павел представился и попросил кого-нибудь из моего начальства.

– Болеет, да, – сказал он, выслушав ответ. – Пока неизвестно, похоже на грипп. Она даже сама говорить не может.

Послушав еще секунду, он совершенно серьезно сказал:

– Это ее отец.

Я уставилась на него и тихо спросила:

– Это кто?

– Аня какая-то, трубку дать? – спросил он, прикрыв мембрану ладонью.

Я кивнула, и он поднес мне телефон. Анин голос звучал очень недовольно.

– Неплохо

придумано, – сказала она.

– Что? – удивилась я.

– С конкурсом. – Аня понизила голос. – Теперь поручат мне или Кате…

– Да я и не думала, я правда болею… – Я попыталась оправдаться, но Аня перебила:

– Ну в таком случае нужно было взять письма на дом! Всю коробку! Ты же понимаешь, что никто их тебе не привезет! Лежала бы и разбирала! Знаешь, так не делают! Я этим заниматься не буду!

Она отчитывала меня еще минуту, потом сбавила тон и без особого сочувствия спросила, правда ли я больна. Дескать, голос у меня странный.

– У меня температура, – ответила я. – До свидания… Я перезвоню.

Павел взял у меня трубку и поставил телефон на столик рядом с диваном.

– Хочешь еще кому-нибудь позвонить? – спросил он.

– Настоящему папе, например?

Я вздохнула:

– А что я скажу? Что заболела? Они захотят приехать… А куда? Сюда?

– Они привыкли, что ты всегда дома? Кстати, где ты живешь?

Я назвала адрес и плотнее закуталась в плед. Он понял и достал из шкафа стеганое одеяло:

– Вот, это будет эффективнее. Что же мне с тобой делать, Золушка? Аспирину тебе дать или водки выпьешь?

Я попросила, если можно, вызвать такси. Он пообещал это сделать, как только пожелает мне смерти. Я не стала настаивать и скоро задремала. Полностью я не отключалась и краем глаза все видела, краем уха – слышала. Павел появлялся в комнате, брал какие-то книги, бумаги, шелестел газетой, бесконечно ее просматривая… Потом уходил, и я слышала, как на кухне коротко и резко свистит вскипевший чайник. Пару раз он спросил меня, хочу ли я чаю? Я не отвечала. Было так чудесно лежать, не двигаясь, не откликаясь, ни к чему больше не стремясь. Я даже перестала думать о том, что случилось ночью. Все постепенно затягивалось каким-то чудесным, тонким, звенящим туманом. Внезапно лицо загорелось, огонь пробежал по позвоночнику, опустился в ноги… Мне захотелось раздеться, стало очень жарко и неудобно, но я была не в силах пошевелиться. И наконец с головой провалилась в алый, мерцающий сон.

Помню, кто-то брал меня за руку и тут же отпускал. Потом стало легче дышать – мне под голову подложили подушку. Я попыталась нашарить одеяло, не открывая глаз. Одеяла не было. Меня посадили, и я чувствовала, что лица касается грубая шерсть. Мой свитер стягивала через голову, а я не могла даже помочь – руки падали, будто тряпичные. С меня стянули джинсы. Холода я не ощущала – тело горело, было очень приятно избавиться от тяжелой, такой неудобной, будто чужой, одежды. Потом моих губ коснулся холодный край чашки. Я сделала глоток. Что-то кислое, как хорошо…

– И вот эту таблетку, – донесся голос. – Попробуй проглотить.

Мне

в рот буквально впихнули безвкусную капсулу. Я запила ее, все так же не открывая глаз. Мне было и очень плохо, и очень хорошо. Все вместе. И уже совсем не стыдно. На какой-то миг мне показалось, что рядом Женя. Страха я не чувствовала, было только какое-то удивительное спокойствие. Так, значит, я заболела. Значит, я не могу сама раздеться, у меня высокая температура, ужасно болит спина, но больше ничего, ничего. И сейчас я опять буду спать. Сколько захочется.

Потом мне показалось, что я опять сижу на лестнице. Ужасно неудобно, ноги упираются в мешки, мне холодно, на мне ничего нет, кроме нижнего белья. Вся моя одежда пропала. Сумка тоже. Я бы встала и ушла, но куда я пойду в таком виде, в таком состоянии… Нужно бы сделать усилие…

Я его сделала и вдруг открыла глаза. Попадание в реальность меня удивило. В первый миг я не узнала ни комнаты, ни человека, которого увидела рядом с собой.

– Слушай, ты меня пугаешь, – тревожно сказал Павел. Он сидел рядом с постелью и вертел в руках градусник. Когда он успел его мне поставить? Я и не заметила.

– Сколько? – выдавила я.

– Много, – признался он. – Хорошо бы вызвать врача… У тебя нет при себе страхового полиса?

Я задумалась, потом вспомнила, что полис остался дома. Отправляясь в ночную экспедицию, я не думала, что он мне понадобится.

– Так сколько у меня? – спросила я, натягивая одеяло до подбородка.

– Тридцать девять с копейками, – нехотя ответил он. – Температура поднимается. Час назад было тридцать восемь и пять.

Я огляделась. Горел ночник, за окнами было темно. Часы найти взглядом не удалось. Я не помнила, где они.

– А который час? – спросила я.

– Половина седьмого.

– Вечера?

– Разумеется. Все того же дня.

Павел резко стряхнул градусник и уложил его в пластиковый футляр.

– Хочешь пить? Есть?

Я попросила его дать мне какой-нибудь халат и отвернуться. Павел выдал мне не только свой халат необъятной длины и ширины, но и чью-то полосатую розовую пижаму вполне приемлемого размера. Она даже оказалась мне узковата в груди. Я переоделась, с трудом встала, как в тумане добрела до туалета. Меня пошатывало, но было почему-то приятно расхаживать вот так – с высокой температурой. Я с детства любила это ощущение. Похоже на опьянение, все кажется таким странным, забавным.

Потом я умылась прохладной водой. Кожа на лице слегка остыла, но через секунду опять запылала жаром. Я посмотрела в зеркало. У меня были совершенно пьяные глаза. Волосы спутались. Наверное, их будет невозможно расчесать. Я неожиданно решила, что как только поправлюсь, отрежу их. Всем назло.

Павел ждал меня в коридоре. Он признался, что боится – как бы я не потеряла сознания. Взял меня под руку и довел до постели. Когда я легла, у меня появилось ощущение, что я сбросила с плеч тяжелый груз. Мне стало легко и хорошо. Он стоял надо мной с тревожным, в самом деле, отеческим видом. Я улыбнулась: