Запасной
Шрифт:
Да?
Поплакать. Пожалуйста. Помогите мне поплакать.
26
На следующем сеансе я спросил, можно ли мне прилечь.
Она улыбнулась. Мне было интересно, когда ты спросишь.
Я растянулся на зелёном диване, засунул подушку под шею.
Я говорил о физических и эмоциональных страданиях. Паника, тревога. Пот.
Давно это у тебя?
Уже 2
Я рассказал ей о разговоре с Кресс. Во время лыжного отдыха. Пробка вылетает из бутылки, эмоции шипят повсюду. Тогда я немного заплакал... но этого было недостаточно. Мне нужно было больше плакать. А я не мог.
Зашла речь о глубокой ярости, якобы спусковом крючке прежде всего из-за преследований. Я описал сцену с Мег на кухне.
Я покачал головой.
Я рассказал о своей семье. Па и Вилли. Камилла. Я часто останавливался на полуслове от звука прохожих за окном. Если бы они когда-нибудь знали. Принц Гарри там повествует о своей семье. Своих проблемах. О, газеты были бы в экстазе.
Что привело нас к теме прессы. Более ясная тема. Я позволил себе распространяться. Мои соотечественники и соотечественницы, сказал я, выказывают такое презрение, такое гнусное неуважение к женщине, которую я люблю. Конечно, пресса была жестока со мной на протяжении многих лет, но это другое. Я родился в этом. И иногда я сам напрашивался на это.
Но эта женщина ничего не сделала, чтобы заслужить такую жестокость.
И всякий раз, когда я жалуюсь на это, тайком или в открытую, все закатывают глаза. Все говорят, что я хныкаю, что я только притворяюсь, что хочу уединения, что Мег тоже притворяется. О, её преследуют, не так ли? Ну-ну, не надо так беспокоиться! С ней всё будет в порядке, она актриса, она привыкла к папарацци и даже хочет их.
Но никто этого не хотел. Никто не мог к этому привыкнуть. Все те, кто закатывает глаза, не смогли бы выдержать и десяти минут. У Мег впервые в жизни были панические атаки. Недавно она получила сообщение от совершенно незнакомого человека, который знал её адрес в Торонто и обещал всадить пулю ей в голову.
Психолог сказала, что я разозлился.
Блин, да, я был зол!
Она сказала, что независимо от того, насколько обоснованы мои жалобы, я также казался застрявшим. Конечно, мы с Мег переживали тяжёлое испытание, но Гарри, который с таким гневом набросился на Мег, не был тем Гарри, разумным Гарри, лежащим на этом диване и рассказывающим о своей жизни. Это был 12-летний Гарри, травмированный Гарри.
То, что с тобой происходит, напоминает 1997 год, Гарри, но я также боюсь, что ты так и остался в 1997 году.
Мне не понравилось то, что я услышал. Я чувствовал себя немного оскорблённым. Считаете меня ребёнком? Это немного грубо.
Ты говоришь, что хочешь правды, ценишь правду превыше всего, вот — это и есть правда.
Сеанс подходил к концу отведённого времени. Он длился почти 2 часа. Когда наше время истекло, мы назначили дату новой встречи. Я спросил, можно ли её обнять.
Да, конечно.
Я нежно обнял её, поблагодарил.
Снаружи на улице кружилась голова. В каждом
Но, конечно, это невозможно.
Не хотелось поднимать шум.
27
Психолог, как оказалось, была знакома с Тигги. Поразительное совпадение. Как тесен мир. На другом сеансе мы говорили о Тигги, как она стала приёмной матерью мне и Вилли, как мы с Вилли часто превращали женщин в приёмных мам. Как часто они с готовностью играли эту роль.
С приёмными мамами я себя лучше чувствовал, я признал, и даже хуже, потому что я чувствовал себя виноватым. Чтобы подумала бы мамочка?
Мы говорили о вине.
Я упомянул мамин опыт с психотерапией, как я это понимал. Ей не помогло. Возможно, всё стало только хуже. Многие охотились на неё, эксплуатировали её, включая психологов.
Мы говорили о воспитании мамы, о том, как она может иногда переборщить с ролью матерью, а потом исчезнуть на время. Это был важный разговор, но и нелояльный.
Комплекс вины только усиливался.
Мы говорили о жизни внутри британского пузыря, внутри королевского пузыря. Пузырь внутри пузыря — невозможно описать это тому, кто на самом деле такого не испытывал. Люди просто не понимали: они слышат слово "королевский" или "принц" и теряют всякий здравый смысл. Ах, ты принц – значит у тебя нет проблем.
Они предположили... нет, их учили... что это сказка. Мы не люди.
Писательница, которой восхищались многие британцы, автор толстых исторических романов, которые получили литературные призы, написала эссе о моей семье, в котором она сказала, что мы просто... панды.
У нашей королевской семьи нет таких трудностей в размножении, как у панд, но панды и королевские особи одинаково дороги в сохранении и плохо адаптированы к любой современной среде. Но разве они не интересны? Разве на них неприятно смотреть?
Я никогда не забуду другого высокоуважаемого эссеиста, который написал в самом уважаемом литературном издании Британии, что "ранняя смерть матери избавила нас всех от скуки." (В том же эссе он употребил выражение "свидание Дианы с подземным переходом.") Но это сравнение с пандами всегда казалось мне одновременно проницательным и исключительно варварским. Мы правда живём в зоопарке, но будучи ещё и солдатом, я знал, что превращение людей в животных, в не-людей — это первый шаг в их уничтожении. Если даже знаменитый интеллектуал считает нас животными, на что надеяться людям с улицы?
Я рассказал психологу о том, как эта дегуманизация сказывалась на первой половине моей жизни. Но теперь, при дегуманизации Мег, было намного больше ненависти, больше злобного расизма. Я рассказал ей о том, что видел и слышал в последние месяцы. Я сел на диван, повернул голову, чтобы посмотреть, слушает ли она. Она сидела с открытым ртом. Пожизненная жительница Британии, она думала, что знает.
Она ничего не знала.
В конце сеанса я спросил её профессионального мнения:
То, что я чувствую... это нормально?