Запасный полк

Былинов Александр Иосифович

Между тем уже стемнело. Проехали еще с километр. Зайдеру показалось, что танк выбрался наконец на дорогу, и он прибавил газу, но тут же ухнул в канаву и понял, что дороги не найти. Мотор заглох. Несколько минут оба сидели молча.

— Обидно все-таки, Федор Васильевич, — сказал наконец Зайдер. — Пять недель мы сидели на заводе, собирали все по кусочку и даже, можно сказать, сделали танку пластическую операцию: сварили кусок брони, морочили голову себе и людям, чтобы поспеть к празднику, а ведь за этот танк директору не то что ордена не дадут, а даже спасибо не скажут.

И вот, пожалуйста, мы даже к празднику не можем доставить удовольствие нашим командирам этим учебным пособием...

— Я так думаю, что хоть бы завтра добраться до своих. — Нехода задумчиво пыхнул цигаркой. — Тут такой, говорили мне, климат, что на три дня оцей ветер, нияк не меньше.

Зайдер с натугой открыл верхний люк и высунулся по пояс. Сумерки все густели. Темнеющий снег простирался далеко вокруг, в пустынной степи бесновалась, плясала, кружила метель. Никаких признаков жилья. Зайдер захлопнул люк и сполз на свое место.

Оба молчали.

— Когда мне приходится недосыпать, Нехода, я всегда вспоминаю фронтовиков. Когда мне холодно — то же самое, и тогда мне не страшен мороз. Предположим, что мы на фронте...

Нехода хмыкнул.

— На фронте нас может заметить товарищ и подмогти, подбуксировать. А тут?

— Но на фронте нас может «подбуксировать» и вражеский танк. Нет, брат, тут у нас преимуществ все-таки больше. Надо думать...

— Примайте решение, товарищ начальник, — сказал Нехода и снова затянулся, на мгновение осветив красным огоньком внутренность танка.

— Ехать дальше нельзя. — Зайдер помолчал. — Знаешь что? Танк начинает остывать. А ты ведь хорошо знаешь, какая теплая вещь мерзлое железо? Пока суд да дело, я предлагаю встретить праздник как следует, а потом решать. Замерзнуть мы всегда успеем. Есть поллитра, сало и хлеб.

— Оце я понимаю, Борис Семенович!

Через несколько минут праздник в застывшем танке был в разгаре. Друзья пили прямо из бутылки, закусывали замерзшим и поэтому необыкновенно вкусным салом. Хлеб до того застыл, что его пришлось откалывать топориком по кусочку и медленно оттаивать во рту. Тем не менее путники повеселели и почти забыли о том, как нелепо застряли в поле среди танцующей вьюги. Крохотная аккумуляторная лампочка освещала их раскрасневшиеся лица.

— Як папанинцы на льдине, так и мы в цьому танку, лышенько його забери... — разглагольствовал Нехода. — Тильки у них собака був, а у нас и блохи нема. За що я вас люблю, Борис Семенович? За то, что вы чоловику правыльную цену знаете...

— Да здравствует Великая Октябрьская революция! — сказал Зайдер, чокаясь бутылкой о кусок сала в руке Неходы. — Сегодня мы должны веселиться — ведь это наш исторический праздник. А?

— Так-то воно так, а з воза як? — сказал Нехода. — Коли б вже капут цим клятым нимцям. Це же воны нас засадылы на праздник у холодный танк. А коли б це мирний час, сыдилы б мы у теплий хати, а на столи чого тильки твоя душа не схоче. Ось про що я кажу.

— Ничего, Нехода, можно и в танке праздник встретить. Главное, чтобы на душе было тепло. А у нас тепло. Ждут нас. Это большое дело, когда тебя ждут, когда

ты нужен людям. Человек любит умнеть. Если ты начальник, так ты ему простор дай, чтобы он мог себя показать, покрасоваться. Да еще и подскажи вовремя, если что не так. Дорожить человеком надо, чтобы он в себя поверил, в свою нужность. Что ты скажешь?

— Озяб я зовсим, Борис Семенович. Все це складно вы говорите. Тильки не зимовать же нам у цим танку. Надо итты, шукать шляху.

— Хорошо, Нехода, веди. Природы, я скажу тебе по совести, совсем не знаю.

Зайдер потуже завязал наушники, натянул рукавицы и вылез через люк башни. Ветер заполнил рот, уши, забил дыхание. Дышать приходилось порывисто, часто, увертываясь от сильных порывов ветра. Снег безжалостно хлестал по лицу, обжигая щеки ледяной крупой.

— Куда? — спросил Зайдер.

— Колы не ошибаюсь, за километр влево — хутор. — Нехода стал спиной к ветру.

Они пошли, утопая по колено в снегу. Мороз тысячами игл жалил лица. Впереди пробирался Нехода, за ним плелся Зайдер наедине со своими мыслями.

Он не помнил, сколько времени они шли. Нехода вдруг остановился. Зайдер пробудился от своих мыслей. Тяжело дыша, Нехода сказал:

— Щось того хутора и духу немае.

— Мы где-то здесь ехали и где-то здесь были населенные пункты. Это же глубокий тыл! Как здесь можно заблудиться? Смешно.

— Воно зовсим не смишно... А ну-ка... — Нехода прислушался.

— Что можно разобрать в таком концерте? — спросил Зайдер. — А у тебя, я должен сказать, вовсе не абсолютный слух, Нехода. — Что ты можешь слышать?

Нехода ровно ничего не слышал. Нескончаемый посвист вьюги раздавался в глухой безлюдной степи — и нигде ни огонька, ни человеческого голоса.

— Пошли, — сказал Нехода, и они снова двинулись.

Точно застывшие волны, простирались перед ними сугробы, и путники тонули в снежных ямах, снова выбирались, прислушивались и торопились к воображаемому огню, теплу.

Вдруг Нехода остановился.

— Стойте, Борис Семенович! Що це мы робымо? Кинули материальну часть, а сами дезертирувалы?

— Сегодня праздник, Нехода. Обогреемся...

— Где? Есть предложение вернуться в танк, разжечь горючее, гритысь и ждать до ранку.

Они снова тронулись. Зайдер шел весело. Он даже пытался напевать что-то себе под нос. Он не был пьян, он был просто навеселе. Сегодня праздник, на который осмелился поднять руку враг. Не выйдет! Зайдер празднует, празднует вся Россия, пусть в муках, в тоске, под свист метели и завывания вьюги, но все же празднует славный ноябрьский день.

Зайдер вытер рукавом нос и не почувствовал прикосновения.

— Нехода! — закричал он. — Я отморозил нос.

— Трить снегом, — ответил, не оборачиваясь, Нехода.

Зайдер схватил пригоршню снега и стал ожесточенно тереть кончик носа.

— Шукаю я танк, шукаю, нияк найты не могу, — упавшим голосом сказал Нехода. — Замерзать будем. А? Борис Семенович...

— Что ты говоришь? Мы же взрослые люди.

— Замерзать будем, — повторил Нехода, и по его тону Зайдер понял, что стряслась беда.