Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы
Шрифт:
Словом, налицо был явный провал нового курса. Истоки же его терялись во мраке. И кое-кто улавливал в этом мраке коричневые оттенки.
Можно было найти и другие примеры манипуляции со статистикой, отдающие подчас подлинным цинизмом. Год назад было решено положить конец махинациям с чеками. Кое-кто выписывал чеки, забывая о том, сколько на самом деле числится на его счету, другие присваивали чужие бланки, и количество нераскрытых мелких мошенничеств бросало тень на органы власти. Они не желали с этим мириться, и Центральное полицейское управление потребовало, чтобы магазины не принимали чеки в уплату за товар. Всем было ясно, к чему это приведет: как
И даже кстати: еще один повод требовать пополнения полиции хорошо вооруженными кадрами.
Правда, возникал вопрос: откуда их взять?
Официальная статистика за первое полугодие прозвучала как ликующие фанфары. Преступность сократилась на два процента! Хотя всем было известно, что она намного выросла. Все объяснялось просто. Меньше полицейских – меньше выявленных преступлений… К тому же каждый случай махинации с чековой книжкой учитывался отдельно, а теперь их не стало.
Когда политической полиции запретили подслушивать частные телефонные разговоры, опять же поспешили на помощь теоретики ЦПУ. Они наговорили столько ужасов, что убедили риксдаг принять закон, разрешающий тайное подслушивание телефонных разговоров, – для борьбы против торговли наркотиками. После чего упомянутая торговля расцвела пуще прежнего, зато антикоммунисты спокойно могли продолжать подслушивание.
«Да, не очень-то приятно быть полицейским», – говорил себе Леннарт Кольберг.
Что делать, когда у тебя на глазах твоя организация заживо разлагается? Когда слышишь, как за стеной копошатся крысы фашизма? А ведь все твои сознательные годы отданы этой организации…
Как поступить?
Сказать все, что думаешь, – уволят.
Ничего хорошего.
Должны быть какие-то более конструктивные средства.
И ведь не один он так рассуждает, многие сослуживцы разделяют его взгляды. Кто именно и сколько их?
Совесть Бульдозера Ульссона не была обременена такими проблемами.
Ему превосходно жилось на свете, и все было ясно как апельсин.
– Одного только не пойму, – сказал он.
– В самом деле? – удивился Гунвальд Ларссон. – Чего же?
– Куда машина подевалась? Ведь сигнальные установки были в порядке?
– Вроде бы да.
– Значит, мосты были сразу взяты под контроль.
Сёдермальм – остров, к нему подходят шесть мостов, и спецгруппа давно разработала подробные инструкции, как возможно быстрее блокировать центральные районы Стокгольма.
– Точно, – подтвердил Гунвальд Ларссон. – Я запрашивал службу охраны порядка. Похоже, на этот раз механизм не подвел.
– А что за телега? – спросил Кольберг. Он еще не успел ознакомиться с деталями.
– «Рено-16», светло-серый или бежевый. С буквой «А» и двумя тройками в номере.
– Номер, конечно, фальшивый, – сказал Гунвальд Ларссон.
– Конечно, но я еще ни разу не слышал, чтобы можно было перекраситься по пути от Марияторьет до Слюссена. А если они поменяли машину…
– Ну?
– Куда же делась первая?
Бульдозер Ульссон быстро ходил по комнате и хлопал себя ладонями по лбу. Ему было лет сорок, рост ниже среднего, полный, румяный, все время в движении, ни ногам, ни мозгам не дает покоя.
Сейчас он рассуждал:
– Они загоняют машину в какой-нибудь гараж поблизости от
– Что – но? – спросил Кольберг.
– Мои люди вчера до часа ночи проверяли каждый «рено», который шел из Сёдермальма.
– Стало быть, либо машина проскользнула в первый же день, либо она еще на острове, – заключил Кольберг.
Гунвальд Ларссон молчал. Он брезгливо созерцал одеяние Бульдозера Ульссона. Мятый голубой костюм, розовая рубашка, широкий цветастый галстук. Черные носки, остроносые, коричневые полуботинки с узором, давно не чищенные.
– А про какого механика ты толкуешь?
– Они сами не возятся с машинами, нанимают человека, часто совсем из другого города, из Мальмё или там из Гётеборга. Он пригоняет машину в условленное место, и он же забирает ее. С транспортом у них все точно рассчитано.
– У них? Ты о ком говоришь? – недоумевал Кольберг.
– О Мальмстрёме и Мурене, о ком же еще.
– Кто это – Мальмстрём и Мурен?
Бульдозер Ульссон озадаченно поглядел на него, но тут же взгляд его прояснился.
– А, ну да. Ты ведь у нас в группе новенький. Мальмстрём и Мурен – налетчики, специалисты по банкам. Уже четыре месяца они на свободе, и за это время это их четвертая операция. Они удрали из Кумлы [18] в конце февраля.
18
Кумла – коммуна в Центральной Швеции, на территории которой расположена крупнейшая в стране тюрьма.
– Но ведь оттуда, говорят, невозможно убежать.
– А они и не бежали. Их отпустили домой на субботу и воскресенье. Понятно, они не вернулись. По нашим данным, до конца апреля они ничего не затевали. Скорее всего, отдыхали где-нибудь – скажем, на Канарских островах или в Гамбии. Взяли двухнедельные туристские путевки – и укатили.
– А потом?
– Потом начали добывать снаряжение. Оружие и все такое прочее. Обычно они разживаются в Италии или Испании.
– Но этот налет, в пятницу, совершила женщина, – возразил Кольберг.
– Маскировка, – наставительно произнес Бульдозер Ульссон. – Светлый парик, накладной бюст. Готов побиться об заклад, это работа Мальмстрёма и Мурена. Только они способны на такое нахальство. Ставка на неожиданность, тонкий ход! Чувствуешь, какое интересное дело нам поручено? Шик-блеск! Тут не заскучаешь! Все равно что…
– …играть с гроссмейстером в шахматы по переписке, – вяло договорил за него Гунвальд Ларссон. – Кстати, о наших гроссмейстерах: не забудь, что и у Мальмстрёма, и у Мурена сложение бычье. Вес девяносто пять килограммов, обувь сорок шестой размер, ладони – лопаты. У Мурена объем груди сто восемнадцать – на пятнадцать сантиметров больше, чем был у Аниты Экберг [19] в ее лучшие дни. Я не очень-то представляю себе его в платье и с накладным бюстом.
19
Анита Экберг (1931–2015) – шведская актриса и фотомодель, один из секс-символов 1960-х годов.