Запирайте зеркало на ночь
Шрифт:
внутри и мешало разумно мыслить. Да и день выдался безумным, хотелось без-
заботно похрустеть сладостями, выпить ликерчику и похохотать всласть над
«охотой на нежить». Так откуда уж тут логическим выводам да чувству самосо-
хранения взяться.
21
Глава 3.
В жизни настоящего программиста
есть место только двум особам
женского
Ну, не считая матери…
Тим лежал на диване, свесив босые ноги. Рост 1м 90см не на каждой кро-
вати или диване позволял поместиться целиком. Парень уже давно привык, если
голова на подушке, то ногам места уже не хватает. Синие глаза бездумно смот-
рели в потолок. Он хотел спать, но сон не шел. Проводив Макса на электричку, и
пробежав весь путь, он чувствовал усталость и опустошенность. А еще вечером
звонила мама и интересовалась результатами экзаменов. Ее голос был напряжен-
ным, а фразы рубленными. Так было всегда, когда она очень волновалась. А по-
следний вопрос буквально выбил молодого человека из колеи.
– Я знаю Тим, что с тобой что-то происходит. Я чувствую, ты меня-
ешься…. Нам надо поговорить. Когда ты приедешь? Нет ли у тебя температуры?
Голова не болит? И что за девушка с багряным цветом волос?
– Ну, неужели Макс все разболтал?! Не должен, ведь обещал. Хотя она
была связана со мной какой-то мистической пуповиной, а после алтаря, так про-
сто канатом. Мама всегда чувствовала, когда со мной что-то не так. Видимо, это
она Макса в Москву и снарядила, а он, гад, не признался. По делам приехал, ви-
дите ли… Хотя, даже если он и сказал ей, что со мной все в порядке, Наташа
вряд ли поверила и решила перепроверить сама.
Я растерялся от такого напора и ответил, что приеду на выходные и со
мной все в порядке, температуры нет, и голова не болит. Про девушку я созна-
тельно промолчал. Мама еще немного попытала меня об оценках и отключилась.
А я же пытался понять, чем вызваны ее пророческие вопросы и как мне быть
дальше.
Мама Ната, Наташа, Натали Андреевна растила меня одна. Так вышло,
что, кто мой отец - я не знал, а мама рассказала лишь о внешности и больше ни о
чем. В паспорте я Олегович, но так ли это на самом деле, я убежден, опять же, не
был. Мама родила меня рано, ей только-только исполнилось 18. Городок у нас
маленький, порядочной девушке, кроме как замуж и выйти-то некуда!
Как получилось, что спокойная и послушная отличница и красавица На-
таша забеременела неизвестно от кого остается вопросом риторическим. Сама
же девушка молчала, как партизан и на аборт не пошла.
Когда
шоке это не так, эта была драма по погубленной невинной жизни девушки На-
таши и чести семьи. А наш небольшой городок на окраине Московской области
кипел и пенился. Но со временем затих. Мама к тому моменту уже поступила в
22
один из не очень крутых, но дающих неплохое образование - технический вуз и
дома не жила. Вся драма разворачивалась летом и, слава богу, практически без
ее участия. Уже, будучи беременной, она уехала жить в студенческое общежи-
тие.
Бабушка с дедушкой до сих пор считают отцом какого-то московского
хлыща, а меня - рожденного семимесячным. Наташа же себя погубленной вовсе
не считала и была жизнерадостна и счастлива.
Я родился москвичом и провел детство в большой и разношерстной сту-
денческой семье. До трех лет я счастливо считал тетя-мамами всех приходящих
к нам девушек, а дядя-папами всех парней. Надо сказать, эта ситуация бесила и
девушек, и юношей. Ибо, какая же девушка считает себя тетя-мамой в 18 - 20 лет
и, тем более, какой юноша захочет стать папой чужого пацаненка. Но затем все
утряслось. Я понял, что папы здесь нет, а всех лучше звать по именам. Мама рас-
тила меня без отрыва от учебы, и со мной сидели, и играли все, кто был свободен
в это время. Я рос крепеньким, общительным ребенком, в меру хулиганистым, но за мои синие глаза мне прощали почти все мои детские прегрешения. К мами-
ному диплому я уже умел читать, считать сдачу в магазине и обладал внуши-
тельным запасом слов из русского матерного.
Распределилась Наташа в соседний городок со своим родным и как моло-
дой специалист получила жилье в малосемейке. Я же стал обживаться в детском
саду. Это не привело меня в восторг. Спать днем я не хотел. Дети казались глу-
пыми и маленькими. Дурацкие правила хождения строем и дисциплина, после
вольницы общаги, вызывали желание сбежать. Что я несколько раз и проделы-
вал. Маму вызывали и отчитывали, а меня записали в «неблагонадежные» и про-
чили бандитское будущее.
Бабушка с дедушкой не проявлялись ни во время институтской жизни ни
садовской. Честь семьи была поругана, и они делали вид, что дочери у них нико-
гда и не было. Я их не знал и не жалел об этом. А вот то, что мне явно не хватает
отца, слышал частенько и от кумушек во дворе и от воспитательниц в саду.
Но мне хватало всего. Мы с мамой дружили! Дружили и жили так, как под-