Записи бесед "мудростью освещающего" наставника Чань Линь-Цзи из области Чжэнь
Шрифт:
Почтеннейшие!
Если ученик достиг этого, то он приложил такие усилия, что его и ветер не проймет, [усилия], которые превзойдут высеченный из камня огонь и сверкание молнии.
Если глаза ученика остановились или замигали, он уже вне взаимного общения.
Собравшись думать, он уже промахнулся.
Приведя в движение мысль, он уже отклонился.
Люди, которые понимают это, находятся не где-нибудь, а здесь, перед моими глазами.
Почтеннейшие!
С сумой для чаши и мешком с нечистотами[2] через плечо вы носитесь туда-сюда в поисках Будды и Дхармы. А тот, что сейчас так носится в поисках,
Если вы хотите привлечь его к себе, вам его не удержать. Если же вы хотите его удалить, вам от него не избавиться.
Чем больше вы его ищете, тем дальше он удаляется. Если вы не будете его искать, он окажется перед вашими глазами, его живой голос коснется вашего уха.
Если же у человека нет веры, он будет сто лет попусту трудиться.
Примечания
[1] Три категории (сань чжун). — С учетом тех, что обладают «особо выдающимися взглядами», получается четыре группы, которые ассоциируются с четырьмя альтернативами (см. § 25–26).
[2] Сума для чаши и мешок с нечистотами (бо нан ши даньцзы) — метафорическое обозначение человеческой плоти. Типичный танский вульгаризм.
§ 73
Последователи Дао!
В течение одного мгновения вы попадаете в мир Сокровищницы Лотоса, попадаете во владения Вайрочаны, во владения освобождения от уз, во владения сверхъестественных сил, попадаете во владения чистоты, в мир Дхармы; вы попадаете в нечистое и чистое, вы попадаете в мирское и святое, попадаете к голодным духам и к животным.
Но сколько бы вы ни искали, нигде не увидите никакого рождения, никакой смерти, [будут] лишь пустые названия.
Иллюзии снов — это цветы в пустоте.
Не стоит стараться схватить их.
Добытое и потерянное,
Правильное и неправильное —
Я раз и навсегда выбросил все это.
§ 74
Последователи Дао!
Я преемствовал Дхарму Будды законным путем[1], она [перешла] ко мне от Наставника Ма-юя, через Наставника Дань-ся, Наставника Дао-и, Наставников Лу-шаня и Ши-гуна. И она распространилась по всей Поднебесной.
Но никто не верит этому, и все только злословят.
Практика Дао-и[2] была чистой и простой, без всяких примесей. Из трехсот-пятисот его учеников никто не видел, в чем ее смысл.
Что касается Наставника Лу-шаня[3], то он в своей практике был свободен, достоверен, покорен и мятежен, так что его ученики не могли понять, где проходит грань [между утверждением и протестом], и были суетливы.
Наставник Дань-ся[4] играл жемчужинами[tsilu.html">5], то пряча, то показывая их. Каждый ученик, который приходил, подвергался брани.
Практика Ма-юя был столь же горькой, как [дерево] хуанбо[6]. Никто не мог подойти близко к нему.
Что касается практики Ши-гуна[7], то он искал человека с помощью острия стрелы, так что все, приходившие к нему, пугались.
Примечания
[1] Я преемствовал Дхарму Будды законным путем (Шаньсэн фо фа диди сян-чэн). — Далее перечисляются те, кого
[2] Дао-и — т. е. Ма-цзу, которого можно назвать духовным «дедушкой» Линь-цзи. Ма-цзу был родом из Сычуани.
[3] Лу-шань — один из лучших учеников Ма-цзу. Жил в горах Лушань пров. Цзянси.
[4] Дань-ся. — Имя его Тянь-жань (738–823), жил в горах Даньсяшань, что в области Дин пров. Хэнань. Вначале Дань-ся был конфуцианцем. Его Наставниками в чань были Ма-цзу и Шитоу.
[5] Играл жемчужинами (вань чжу). — Здесь содержится намек на раннее сочинение Дань-ся, носившее название «Игра с жемчугом».
[6] [Дерево] хуанбо — китайский пробковый дуб, из коры которого изготовлялся желтый краситель и горький лекарственный препарат.
[7] Ши-гун. — Имеется в виду Ши-гун Хуэй-цзан. Он жил в горах Шугуншань, что в области Фу пров. Цзянси. О нем известно, что до встречи с Ма-цзу он был профессиональным охотником. Пройдя обучение у Ма-цзу и сделавшись Наставником, он испытывал тех, кто к нему приходил, натягивая лук и целясь в них.
§ 75
Что касается моей нынешней практики, то это истинное становление и разрушение[1], я забавляюсь чудесными превращениями, вхожу во все ситуации и нигде ничем не занимаюсь, так что ситуация не может меня изменить.
Кто бы из ищущих ни пришел, я немедленно выхожу посмотреть на него. Он меня не узнает. Тут я обряжаюсь в несколько видов одежды[2]. У ученика по этому поводу возникает какое-то толкование, и он пускается в рассуждения со мной.
Какая жалость, что слепой негодник, хватаясь за одежду, которую я ношу, объявляет, что она синяя, желтая, красная, белая. Когда я сбрасываю [эту] одежду и вхожу в пределы чистоты, ученик, взглянув, наполняется радостью и желанием. Когда же я снова сбрасываю с себя [теперь уже всякую одежду], ученик приходит в замешательство: сконфуженный, [он], как безумный, бегает и кричит, что на мне нет одежды.
Тогда я ему говорю: «Не узнаешь ли ты во мне человека, на котором была одежда?»
Вдруг он поворачивает голову — тут-то он, конечно, меня узнает.
Примечания
[1] Становление и разрушение (чэн-хуай). — Очевидно, имеются в виду применявшиеся Линь-цзи приемы, положительные или отрицательные в зависимости от того, кто перед ним оказывался.
[2] Я обряжаюсь в несколько видов одежды (Во бянь чжао шубань и). — В основе этой фразы и параграфа в целом лежит игра слов (и «одежда», и «зависимость»). Используя одинаковое звучание этих слов, Линь-цзи, говоря об одежде, подразумевает зависимость.