Записки 1743-1810

Дашкова Екатерина Романовна

Несмотря на это, я всегда с удовольствием вспоминаю о пребывании нашем на этих купаньях, так как смею сказать, что в эти девять недель на наших чтениях мой сын прочел столько книг, что для прочтения их любому молодому человеку понадобился бы целый год, и что чтение это производилось по такой строгой системе, что он вынес из него несомненную пользу.

28 июня, в день восшествия на престол императрицы, я дала большой бал в общественной зале, на который пригласила всю знать Пизы, Лукки и Ливорно. Всего было четыреста шестьдесят человек; несмотря на это, расход был невелик, так как его потребовалось только на угощение, на иллюминацию во дворе и на свечи. Жизнь наша вообще текла монотонно, если не считать этого бала и поездки на иллюминацию собора, представляющую из себя действительно поразительное зрелище, и на лодочные гонки на Арно [156] . Мы посетили Лукку [157] и Ливорно, отличающийся густым населением в сорок три тысячи жителей.

156

Призом служил кусок красной материи, приблизительно в пятьдесят дукатов. Магистраты города стояли частью у места отправки, частью у конечного пункта; к нашему удивлению и смущению, гребцы были без рубашек и имели на себе только кальсоны. (Примеч. Е. Р. Дашковой.)

157

Прежде

всего мы посетили собор. С внешней стороны он не особенно красив, внутри поражает приятным готическим стилем. Купол раскрашен уроженцами Лукки, Колли и Санкашиани. На левой стороне собора стоит маленькая часовня, в которой хранится чудотворное распятие Volto Santo; оно находилось сперва в церкви С.-Фреддиано и само перенеслось в то место, где хранится теперь. Его показывают всего только три раза в год или в случаях особенной опасности для государства. В церкви Santa Maria Corte Landini есть картина Гвидотти «Рождество Христово» и две картины Гвидо. Дворец республики — самое замечательное здание города. Управление страной аристократическое; члены совета не должны быть моложе двадцати пяти лет. В настоящее время около двухсот сорока совершеннолетних дворян; дворянское достоинство наследственно, хотя его и можно приобрести иногда за известную сумму денег или в награду за особенные заслуги. Дворяне разделяются на две конгрегации, состоящие каждая из девяноста лиц и тридцати помощников, которые поочередно исполняют обязанности членов совета на один год; они выбирают членов новой конгрегации из числа дворян, не участвовавших в последней, так как нельзя числиться в конгрегации два года кряду. Должностные лица также выбираются каждый год из числа дворян, кроме высшей магистратуры, состоящей из девяти старейшин (anziani) и гонфалоньера, меняющихся каждые два месяца. Лица, предназначенные для занятия должностей гонфалоньера и старейшин, выбираются советом из тридцати шести лиц, которые с помощью еще восемнадцати товарищей выбирают еще несколько магистратов. Эти выборы производятся с большой торжественностью, носят название «rinnovazione della pasca», так как по этому случаю возобновляется и избирательный ящик. Смотря по количеству подданных, эта «rinnovazione» происходит каждые, два с половиной или три года. Выбираются сто восемьдесят дворян, из которых девять должны произвести выборы; они носят название «assortitori»; прежде всего они выбирают гонфалоньера, а затем и членов высшей магистратуры (Sopremo magistrato). «Assortitori» под большим секретом опускают билетики с именами десяти избранных ими лиц; каждые два месяца из ящика вынимают десять билетиков для образования совета девяти старцев и гонфалоньера, которых в свою очередь выбирают из числа лиц, избранных во время «rinnovazione». Законодательная и высшая власть принадлежит соединенному совету обеих конгрегации. Большинство законов могут пройти только при наличности восьмидесяти дворян и тремя четвертями голосов всего собрания. Гонфалоньер и старейшины, представляя князя или государство, имеют право предложить тот или другой проект на обсуждение. Гонфалоньер носит титул князя и ему воздают почести как главе государства, но он совершенно лишен возможности злоупотреблять своим положением. Вход во дворец республики, где он живет, охраняется стражей, состоящей из семидесяти швейцарцев, находящихся на иждивении государства. Исполнительная власть принадлежит старейшинам и гонфалоньеру, но отчасти и разным магистратам. Третья государственная власть, судебная, принадлежит всецело пяти аудиторам. Один из них, подеста, ведет уголовные дела, остальные четверо — гражданские. Судьи — всегда из других областей, как и во многих других итальянских городах, дабы они не оказались пристрастными вследствие родственных и дружеских связей. Когда подеста произносит смертный приговор, он его посылает в сенат, который исполняет его или милует преступника. В торжественных случаях подеста несет в руках серебряный жезл с девизом республики «Свобода» и с изображением пантеры, символа силы, на конце. Полиция в Лукке очень строгая, она состоит из сорока сбиров; два небольших отряда сбиров ходят по городу ночью в сопровождении гайдука в ливрее главы республики. В случае надобности он бывает свидетелем. Ношение оружия воспрещено, вследствие чего гражданин, у которого обнаружено холодное оружие, на следующий же день приговаривается к каторжным работам, а так как в Луккской республике нет каторги, то преступников посылают в Геную, где их охотно принимают. Если же у него найдено огнестрельное оружие, его также приговаривают на каторгу, но предварительно три раза вздергивают на дыбу. Иностранцам несколько лет тому назад разрешено носить шпаги. В республике более ста двадцати тысяч жителей; из них двадцать шесть — двадцать девять тысяч живут в городе, так что в общем на каждую квадратную версту приходится пять тысяч двести восемьдесят три человека; во Франции их всего девятьсот. Земледелие в цветущем состоянии; земля родит сам пятнадцать, сам двадцать, и одно и то же поле дает три урожая в два года. В Лукке выделывается отличное масло; она славится и своими шелками. Большая часть товаров отправляется в Ливорно, другая в Виареджио, который расположен в четырех верстах от Лукки и служит ей портом. Иностранцам оказывается широкое гостеприимство, а когда бывают спектакли, то, по словам сведущих людей, выбор пьесы всегда превосходный. (Примеч. Е. Р. Дашковой.)

Торговля очень оживленная вследствие porto franco [158] и других благоприятных обстоятельств. Я осмотрела и новый карантинный госпиталь, основанный герцогом Леопольдом [159] , и в особенности любовалась порядком и чистотой, царившими в нем. В это время в нем находилось несколько лиц, приехавших из зараженных мест. Я вспрыснула платки моих детей уксусом vinaigre des quatre voleurs [160] и, пока мы были в здании, поминутно давала им нюхать уксусу с камфорой, и комендант госпиталя, сопровождавший нас и по приказанию герцога показывавший мне великолепное здание, в котором не была упущена ни одна предосторожность, выразил свое удивление моему мужеству. По-видимому, ему было приказано сообщать герцогу все замечания знатных посетителей, так как когда я, похвалив это благодетельное учреждение, высказала желание иметь его устав и правила, для сообщения их русской императрице, ввиду того что целый ряд ее великих завоеваний приближал нас с каждым днем к климатической полосе, богатой разными эпидемиями, — через несколько дней комендант принес мне от имени герцога план госпиталя и все подробности, касающиеся управления им; впрочем, я сказала это, скорее, как комплимент, чем как мысль, которую бы надеялась действительно осуществить. Я поручила ему передать герцогу мою глубокую благодарность и сказать, ему, что при первом случае я перешлю все это императрице.

158

Свободный порт (ит.), т. е. порт, пользующийся правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров.

159

Герцог, кажется, осторожнее и благоразумнее своего брата, императора Иосифа. Он пользуется любовью и уважением своих подданных, благодаря чему он мог запретить чтение в Страстной четверг во всех церквах буллы папы Григория VIII in coenum Domini (лат. «за трапезой Господней»), провозглашавшей преимущество папской власти над светскою. (Примеч. Е. Р. Дашковой.)

160

«Уксус от четырех воров» (фр.) — название туалетного уксуса. Под «ворами» в названии подразумеваются болезни.

Через несколько дней я, действительно, послала их к государыне с Львовым [161] ,

возвращавшимся в Петербург. Я написала императрице письмо, в котором, надеясь на ее снисходительность, сказала, что я восемь месяцев тому назад писала военному министру князю Потемкину, чтобы отрекомендовать ему моего сына и узнать, был ли мой сын повышен в чине за последние двенадцать лет, так как ее величество, назначив его в лейб-кирасирский полк, велела повышать его в чинах, как будто он находился на действительной службе; не получая ответа и признаваясь императрице, что я слишком горда, чтобы допустить мысль о том, что меня хотят унизить, я писала, что испытываю гораздо более тягостное ощущение и глубокую печаль при мысли, что ее величество равнодушна ко мне и моим детям; я умоляла императрицу успокоить меня на этот счет, повысив сына в чинах и взяв его под свое покровительство, так как я приложила все усилия к тому, чтобы дать ему воспитание, которое позволило бы ему быть полезным своему отечеству и отличиться как талантами, так и усердием. Наконец, я смело и открыто попросила ее уведомить меня, на что я могу рассчитывать для моего сына, составлявшего единственный предмет моих забот, который, возвращаясь на родину, после того как ему всюду оказывали почет, не должен был оказаться в приниженном положении, соответственном чину, который он получил, когда был четырехлетним ребенком.

161

Львов Николай Александрович (1751–1803) — русский архитектор, художник, поэт, музыкант, член Российской академии (с 1783 г.).

Мы поехали в Рим через Сиену. Из всех лиц, оказавших нам внимание, особенной любезностью отличался кардинал Берни [162] . Его кротость, вежливость и ум привлекали к нему все сердца. Я часто обедала у него, а он нередко сидел у меня по вечерам. Он был польщен, когда я цитировала одно из его посланий, помещенных в собрании сочинений аббата Берни. Там же я познакомилась с Байерсом. Это был очень образованный англичанин, живший в Риме уже 25 лет и безумно любивший искусство. Благодаря ему мне не надо было никакого чичероне.

162

Берни Франсуа-Иоахим-Пьер — кардинал и министр Людовика XV, в 1744 г. — член Французской академии, с 1769 г. — французский посол в Риме; его стихотворные произведения изданы в собрании его сочинений в 1797 и 1825 гг.

В соборе Святого Петра я видела папу [163] ; он обошелся со мной очень милостиво и, по-видимому, был доволен похвалой, с которой я отозвалась о предприятии его святейшества очистить всю Via Appia, пролегающую по Понтинским болотам. Я сказала папе, что желаю непременно ее видеть и сочту для себя счастьем и честью первой проехать по ней в Неаполь.

— Предупредите меня за несколько дней до вашего отъезда, — ответил он мне, — чтобы вас везде ожидали лошади, так как нет еще ни почты, ни приспособлений, необходимых для путешественников.

163

Пий VI — папа римский (1775–1799).

Он долго, как знаток и ценитель, говорил со мной о драгоценных памятниках искусства в Риме; он положил основание музею в Ватикане, где он уже собрал много отличных статуй, ваз, картин и пр.

Время в Риме прошло для меня весьма приятно. Я не выезжала в свет и, следовательно, не теряла времени на визиты.

В восемь часов утра, а иногда и раньше, мы в экипажах ездили осматривать памятники искусства либо в городе, либо в окрестностях. Эти поездки продолжались до трех с половиной часов; затем я спешила обедать, так как после обеда ко мне приезжали художники пить чай, который я получала из России с каждым курьером. Два Гакерта [164] , один с резцом, другой с карандашом, Гамильтон [165] с пастелью работали в моей гостиной и превращали ее в очень привлекательную мастерскую. Я спрашивала их мнения насчет произведений искусства, виденных утром, а мой сын учился у Гакерта делать офорты.

164

Гакерты — немецкие художники, пять братьев: Якоб Филипп (1737–1807), пейзажист, жил в Стокгольме, Париже и Неаполе, где состоял придворным королевским живописцем; Иоанн Готлиб (ум. 1773), Георг Абрагам (1755–1805), Карл (1740–1800), Вильгельм (1748–1780), портретист.

165

Гамильтон — английские художники: Гевин (1730–1795), жил в Риме, известны его фрески на вилле Боргезе; Вильям (1751–1801), автор иллюстраций к Шекспиру и портретист.

Я познакомилась и с m-me Дамер, путешествовавшей со своей теткой, леди…; глубокие познания соединялись у ней с умом, талантом и необычайной скромностью. Она была отличным скульптором, превосходя многих даже известных товарищей по искусству, и прекрасно владела латинским и греческим языками.

Я была два раза в Тиволи. Все свободное от моих поездок время я проводила в соборе Святого Петра; я не могла вдоволь налюбоваться его размерами и пропорциональностью, благодаря которым он не казался таким громадным; я более всего увлекалась архитектурой, к которой питала особое пристрастие. Я встретила одного молодого русского художника, ученика Петербургской академии художеств, и выхлопотала ему позволение копировать и изучать картины во дворцах разных вельмож. Однажды Байерс сопровождая меня в одной из моих поездок; когда мы ее завершили, времени все-таки оставалось еще много.

— Куда нам пойти? — спросила я его. — До обеда остается еще целый час.

Он предложил мне поехать на виллу Фарнезе [166] . На мое заявление, что я уже ее посетила, он мне ответил, что я вряд ли ходила в ее подвалы, где были скульптуры, которые, несмотря на свое плачевное состояние, по совершенству превосходят многие цельные экземпляры. Я велела кучеру ехать на виллу; сходя в подвал, я споткнулась и ушибла ногу о камень, который приняла за большой кусок серпантина.

166

Вилла «Фарнезина» была построена архитектором Бальдассаре Перуцци в окрестностях Рима около 1510 г., в 1582 г. ее приобрел кардинал Алессандро Фарнезе. Росписи комнат виллы выполнены Рафаэлем Санти (1483–1520) и его учениками.

— Этот камень не стоит того, чтобы об него ушибаться, — сказала я смеясь.

— Мне очень досадно, что вы ушиблись, — сказал он, — но должен вам сказать, что это самородный изумруд, привезенный из Африки Комо Великому одним из ученых, которых он послал во все страны света, дабы они принесли ему все, что они найдут замечательного; этот камень по наследству перешел к неаполитанскому королю. Вам бы следовало купить его, так как никто не знает, что это такое, и его принимают за старое стекло, за серпантин и даже за плохой шпат.

— Да зачем? — спросила я.

— Если позволите, я распилю его на два и сделаю вам такие два стола, каких нет и не будет ни у одного государя, и этим хоть отчасти воздам за то, что вы для меня сделали [167] .

Я согласилась, имея в виду преподнести их императрице, и поручила ему покупку камня. Через год, по моем возвращении в Петербург, он прислал мне эти столы через Ливорно, но, несмотря на все мои настояния и просьбы, императрица из деликатности не согласилась принять столь ценный подарок.

167

Благодаря мне у Байерса была куплена целиком его коллекция античных камней. По моей рекомендации ее приобрела императрица. (Примеч. Е. Р. Дашковой.)